Дом Особого назначения и его «жильцы»

 Перевезённую часть Царской Семьи было решено разместить в доме инженера Н.Н. Ипатьева, принадлежавшего ему на правах собственности.

27 апреля 1918 года в него явился Уральский Областной Комиссар Жилищ А.Н. Жилинский и член Уральского Облсовета П.М. Быков, которые объявили Н.Н. Ипатьеву, что, начиная с 29 апреля,  его дом будет занят для «нужд Совета».

На следующий день Н.Н. Ипатьеву было вручено предписание Комиссара Жилищ Екатеринбурга Е. Коковина, в соответствии с которым он должен был освободить дом к 15 часам указанного дня.

Определившись с местом содержания будущих узников, комиссар А.Н. Жилинский распорядился сделать копию его поэтажного плана, которая позже была представлена в Исполком Уральского Областного Совета, где  хранилась в специальной папке под названием «О жильцах  дома Ипатьева», содержавшей различную документацию, относительно членов Царской Семьи и находящихся вместе с Ней слуг.                                                                            

В этот же день около дома Ипатьева были начаты строительные работы, в которых было задействовано около ста человек и большое количество лошадей. Все эти люди участвовали в строительстве дощатого забора, располагавшегося вдоль большей части фасада дома и его южной стены, до начала имеющейся садовой ограды.

Начиная с 15 час. 00 мин. 29 апреля 1918 года по местному времени, дом инженера Н.Н. Ипатьева перешёл под полный контроль Президиума Исполкома Уральского Областного Совета и с этого момента начал именоваться, как  Дом Особого назначения, или сокращённо – ДОН.

В дом Ипатьева Августейшие Узники и их верные слуги были доставлены на двух автомобилях, которыми управляли шофёры Н.А. Самохвалов и Полузадов. А в качестве сопровождающих лиц, вместе с Ними к ДОН прибыли Председатель Президиума Исполкома Уральского Облсовета А.Г. Белобородов, его заместитель Б.В. Дидковский и член Исполкома Уральского Облсовета А.Д. Авдеев, назначенный впоследствии комендантом Дома Особого назначения. После того, как автомобили остановились у дома Ипатьева, рядом с ним постепенно начала собираться толпа любопытных, желающих посмотреть на арестованного Государя, которая по свидетельству А.Н. Жилинского, к 11 часам дня выросла до полутора тысяч человек, которая по приказу Секретаря Уральского Обкома РКП (б) Ф.И. Голощёкина почти сразу же была разогнана, прибывшими туда же сотрудниками «Летучего отряда» Уральской ОблЧК.

Убедившись, в том, что Августейшие Узники не выдвигают каких-либо жалоб, А.Г. Белобородов и Ф.И. Голощёкин уехали (вероятнее всего, вместе с ними уехал и Н. Родионов), поручив дальнейшую заботу о Царской Семье членам Исполкома Уральского Облсовета Б.В. Дидковскому и А.Д. Авдееву. (Б.В. Дидковский в этот день был дежурным от Исполкома Облсовета.)

Сразу же после их отъезда, Б.В. Дидковский и А.Д. Авдеев приступили к самому тщательному осмотру личных вещей Царской Семьи.

Из Дневника Е.И.В. Государя Императора Николая II Александровича:

«17 апреля. Вторник.

(…)Дом хороший, чистый. Нам были отведены четыре большие комнаты: спальня угловая, уборная, рядом столовая с окнами в садик и с видом на низменную часть города, и, наконец, просторная зала с аркою без дверей.  (…) К 9 час., наконец, устроились. Обедали в 4 ½ из гостиницы, а после приборки закусили чаем.

Разместились след.[ующим] образом: Аликс, Мария и я втроем в спальне, уборная- общая, в столовой- Н. Демидова, в зале – Боткин, Чемодуров и Седнев. Около подъезда комната кар. Офицера. Караул помещался в двух комнатах около столовой. Чтобы идти в ванную и WC, нужно было проходить мимо часового у дверей кар. Помещения. Вокруг дома построен очень высокий дощатый забор в двух саженях от окон; там стояла цепь часовых, в садике тоже».

Первым Комендантом ДОН был назначен А.Д. Авдеев, можно сказать, выслужившим эту должность участием в «тобольской эпопее», связанной с перевозкой первой части Царской Семьи в Екатеринбург.

Весь штат охраны делился на два подразделения – охрану внутреннюю и охрану наружную. Охрана внутренняя со стояла из рабочих-красногвардейцев Злоказовского завода г. Екатеринбурга, хорошо знакомых лично самому А.Д. Авдееву. А охрана внутренняя была набрана из рабочих Сысертского завода (пригород Екатеринбурга), членом Исполкома Уральского Облсовета С.В. Мрачковским.

Первое время, порядок содержания в ДОН Царской Семьи не регламентировался каким-либо специальным документом, в силу чего, он с самых первых дней начал походить на привычный для Неё ритм жизни.

В середине мая 1918 года были разработаны соответствующие инструкции, не нарушавшие привычный для Царской Семьи уклад жизни, который выглядел, приблизительно, следующим образом:

Подъем                             –  9.00

Утренний туалет              – 9.00 – 10.00            

Утренний чай                    – 10.00 – 11.00

Занятия по интересам     – 11.00 – 14.00.

Обед                                  – 14.00 – 15.00

Прогулка                           – 15.00 (16.00) – 16.00(17.00)    

Чай                                    – 17.00 – 18.00

Занятия по интересам     – 18.00 – 20. 00.

Ужин                                  – 20. 00 – 21. 00.

Занятия по интересам     – 21. 00 – 23. 00.

Отход ко сну                     – 23. 00.

Каждый день к 9 часам утра в ДОН прибывал А.Д. Авдеев, который выслушивал доклад своего дежурившего в ночь помощника, после чего давал соответствующие указания.

После того, как Августейшие Узники и Их слуги вставали, совершали свой утренний туалет и готовились к завтраку, наступало время суточной смены караула и караульных начальников, происходившее обычно в 10 часов утра.

Ближе к 11 часам утра, когда все узники уже успевали выпить свой утренний чай, а сменяющийся начальник караула в присутствии коменданта и его помощника, проходил в занимаемые арестованными комнаты и предъявлял наличие таковых вновь заступавшему на смену, а также всем остальным, присутствующим при этом должностным лицам.

 Однако А.Д. Авдеев, в силу своего самодурства, далеко не всегда придерживался упомянутых инструкций.

Так, к примеру, в инструкции «Прогулки» ничего не было сказано о времени таковых, посему их длительность, порой, зависела, исключительно… от настроения А.Д. Авдеева и порой вместо двух часов доходила до 5 минут….

Ничуть не лучше, поначалу, обстояло дело и с питанием Августейших Узников и Их слуг.

Безобразие с питанием для узников продолжалось вплоть до 11 мая 1918 года.  То есть, до того дня, когда Товарищ Председателя Президиума Исполкома Екатеринбургского Городского Совета Р.Ф. Загвозкин, отвечавший за питание и бытовые условия арестованных не написал на имя Уральского Областного Комиссара Продовольствия П.Л. Войкова отношение за № 2157 в котором попросил выдать продовольственные карточки на семь человек «жильцов дома Ипатьева».

Будучи лично сам малограмотным и крайне неорганизованным человеком, к тому же часто пребывая пьяным, бывая на пьяным, А.Д. Авдеев своим «личным примером» ещё более разлагал подчинённую ему караульную команду. А если так вёл себя комендант, то, что тогда можно было спрашивать с остальных, подчинённых ему людей? И дело дошло даже до того, что на стенах дома и в других местах  были испещрены всевозможными надписями, впоследствии скрупулёзно зафиксированные следователем.

Ещё одним испытанием для Царской Семьи стал продолжавшийся несколько дней досмотр и  разбор принадлежавших Ей личных вещей, находившихся в многочисленных сундуках, сложенных в бывшем каретном сарае дома Ипатьева. А уж, сколько в действительности вещей было украдено из дома Ипатьева, только лишь некоторыми лицами караула, наглядно видно из материалов следствия, в многочисленных пунктах описей которых числились сотни предметов изъятых предметов.

Не меньшей неприятностью для заключённых в доме лиц было закрашивание извёсткой окон, которое произошло 15 (2) мая 1918 года, после чего, занимаемые Царской Семьёй комнаты, как бы погрузились в туман. А в своём радении, выполнявший эту работу маляр, сам того не подозревая, лишил бывшую Императрицу даже такой маленькой радости, как ежедневное наблюдение за уличной температурой, которую она всякий раз отмечала в Своём дневнике. 

И, пожалуй, единственным настоящим утешением Царской Семьи были церковные службы, которые совершались в  доме Ипатьева, приходившими туда священниками. Ибо почти сразу же «по заселении» в ДОН, доктор Е.С. Боткин обратился с просьбой к коменданту А.Д. Авдееву пригласить священника. (Об этой просьбе А.Д. Авдеев доложил в Уралсовет, откуда вскоре было получено соответствующее разрешение, с тем, однако лишь условием, что все проводимые в ДОН церковные службы должны будут совершаться в присутствии коменданта или иных ответственных лиц.) и которых до приезда Августейших Детей было отслужено всего две.

Но маленькие радости Августейших Узников не исчислялись только лишь церковными службами. Так, к примеру, почти каждый вечер Государь и Государыня играли в весьма популярную во Франции и Германии карточную игру на двоих, под названием «Безик». Или же, что также случалось нередко, Государь и Его Дочь Мария играли в трик-трак – весьма популярную в то время игру, сегодня более известную под названием нарды.

Немалое утешение Государыне и Великой Княжне Марии Николаевне приносило и написание писем Своим оставшимся в Тобольске родственникам и прочим знакомым.

Так, начиная со 2 мая (19 апреля) по 17 (4) мая 1918 года Государыня упоминает в Своём дневнике о том, что написала в Тобольск Детям 22 раза.

А ещё одним развлечением Царской Семьи в заточение было чтение духовных и имевшихся в доме книг. А также рукоделие, которым Государыня занималась, почти что ежедневно.

После отъезда из Тобольска части Царской Семьи в апреле 1918 года, П.Д. Хохряков и прибывший вскоре к нему на помощь с отрядом латышей Николай Родионов (временно назначенный Начальником Уральских отрядов находящихся в Тобольске), таковые фактически становятся безраздельными хозяевами города и властителями судеб остававшихся в нём Августейших Детей и верных слуг.

20 (7) мая 1918 года Августейшие Дети и часть слуг, пожелавших сопровождать их в дороге, были посажены на пароход «Русь», который 22 (9) мая доставил их всех в Тюмень, под надёжной охраной отряда латышских стрелков.

Прибыв в Тюмень утром,  все упомянутые лица были пересажены на поезд, который, тотчас же отбыл  в сторону Екатеринбурга.

Около 2-х часов ночи с 22 (9) на 23 (10) мая 1918 года поезд с Августейшими Детьми и их слугами прибыл в Екатеринбург и остановился невдалеке от здания вокзала.  Однако всем находившимся в нём лицам было запрещено покидать вагоны.

Приблизительно в 9 часов утра к поезду подъехали несколько извозчиков и встали вдоль вагонов. Вместе с ними появились и представители местной власти – П.Д. Хохряков, Н. Родионов и уже упоминаемый выше С.В. Мрачковский, последнему из которых было поручено, что называется, «рассортировать» приехавших, отправив, кого – в тюрьму, а кого – восвояси.

День 23 (10) мая 1918 года был, пожалуй, самым счастливым днём в жизни Августейших Узников после Их отъезда из Тобольска. Так как ещё с утра, комендант А.Д. Авдеев несколько раз объявлял, что Их Дети находятся всего в нескольких часах езды от города, хотя на самом деле, доставивший их поезд прибыл в район станции «Екатеринбург – I», ещё в 2 часа ночи по местному времени.   

Но вот, наконец-то, все ожидания и тревоги  оказались в прошлом и около 11 часов утра порог дома Ипатьева переступили: Наследник Цесаревич Алексей Николаевич и его Августейшие Сестры – Великие Княжны Ольга Николаевна, Татьяна Николаевна и Анастасия Николаевна.

Вместе с ними в ДОН также были доставлены Старший повар И.М. Харитонов и Поварской ученик Леонид Седнев. Все присутствующие имели при себе лишь ручную кладь, которая была подвергнута самому тщательному осмотру со стороны коменданта и его помощников. А весь остальной багаж (в том числе и походные кровати Великих Княжон) было обещано доставить немногим позднее.

Взаимным расспросам и восклицаниям не было конца. Почти сразу же выяснилось, что многое из того, что Дети писали из Тобольска, не дошло до адресатов. Но постепенно все утихомирились и прибывшие стали располагаться на новом месте.

Утро следующего дня, скорее всего, началось с того, что доктор Е.С. Боткин осмотрел больного Наследника Цесаревича, так как тот ещё раз травмировал свою ногу, поскользнувшись накануне вечером. Проведя, фактически, бессонную ночь и осознав необходимость в постоянном уходе, не только за Своим больным ребёнком, но и в подмене, уже буквально  валившегося с ног от усталости К.Г. Нагорного, Государь и Государыня, попросили доктора Е.С. Боткина обратиться с ходатайством на имя А.Г. Белобородова, в котором бы тот от своего имени попросил у последнего разрешения допустить в ДОН учителей Алексея Николаевича – С. Гиббса и П. Жильяра, присутствие которых смогло бы значительно облегчить уход за больным мальчиком. Изложив в письменном виде свои соображения по этому поводу, Е.С. Боткин отнёс это ходатайство коменданту А.Д. Авдееву, который прежде чем передать таковое по инстанции, написал на нём собственную «резолюцию» следующего содержания:

«Просмотрев настоящую просьбу доктора Боткина, считаю, что из этих слуг один яв­ляется лишним, т.е. дети все царские и могут следить за больным, а поэтому предлагаю Пред­седателю Облсовета немедля поставить на вид этим зарвавшимся господам ихнее положение. Комендант Авдеев».

Разумеется, эта просьба осталась без внимания…

А вот идея разрешить посещение дома Ипатьева доктору В.Н. Деревенко (находившемуся в Тобольске в качестве врача «Сводного Гвардейского отряда по охране бывшего царя и его семьи»), видимо, пришлась А.Г. Белобородову по вкусу. Но не из человеколюбия, разумеется, а из возможности попытаться, что называется, нащупать через него «нити контрреволюционных и монархических заговоров», которые, по мнению уральских чекистов, буквально, тянулись со всех концов России к дому Ипатьева.

Уже на следующий день после своего приезда в Екатеринбург, доктор В.Н. Деревенко получил разрешение властей, и уже к вечеру посетил ДОН в сопровождении будущего Коменданта ДОН Я.М. Юровского, которого Романовы поначалу приняли за доктора.

Забегая немного вперёд, скажу больше: именно В.Н. Деревенко принадлежала идея передавать через монахинь Ново-Тихвинского женского монастыря яйца и молоко для Августейших Узников и … команды охраны. (Последнее было лишь веским аргументом в пользу того, чтобы это разрешение было получено.) А так как жадность А.Д. Авдеева и его окружения была хорошо известна доктору, то на этом, собственно, и строился весь его расчёт.

Сестры с должным пониманием отнеслись к просьбе доктора В.Н. Деревенко и, начиная с 18 июня 1918 года послушницы этой обители стали носить молоко, яйца и сливки, которые передавались в ДОН через наружную охрану.

Ещё накануне их приезда, Государь пообещал сильно расхворавшемуся к тому времени Т.И. Чемадурову, что отпустит его к жене в Тобольск, а вместо него возьмёт А.Е. Труппа.

С препровождением в ДОН последнего, старый царский слуга был приглашён в комендантскую комнату, где ему приказали раздеться, чуть ли не догола, после чего самым тщательным образом осмотрели его одежду и личные вещи, из-за опасения «налаживания связи с контрреволюционным подпольем».

Однако после того, как эта весьма неприятная процедура была завершена, Т.И. Чемадуров, вместо обещанной свободы, был посажен в экипаж, но доставлен не на вокзал, а в Тюрьму № 2, содержась в которой он чудом избежал смерти.

По мере своего поступления, багаж Царской Семьи складывался в бывший каретный сарай, где оный подлежал досмотру комендантом или его помощниками, после чего по сиюминутному настроению таковых выдавался арестованным.

Однако людская алчность и жадность, как известно, безгранична…  Обнаглевшее со временем авдеевское окружение, уже перестало стесняться воровать скрытно, и предприняло попытку сделать это уже открыто. Назревший инцидент произошёл днём 27 мая, когда проверявший комнаты Помощник коменданта А.М. Мошкин решил снять и присвоить себе золотую цепочку с крестиками и образками висевшую над кроватью Наследника Цесаревича. Этому в резкой форме стали препятствовать бывшие матросы И.Д. Седнев и К.Г. Нагорный. Завязалась потасовка. О произошедшем инциденте было доложено А.Д. Авдееву, который, во избежание лишних разговоров, решил доложить о случившемся по инстанции. В результате этого, около 18 час. 30 мин. этого дня И.Д. Седнев и К.Г. Нагорный были под охраной доставлены  для допроса в Исполком Уральского Облсовета, а оттуда уже препровождены в тюрьму и впоследствии расстреляны.  

С появлением в доме И.М. Харитонова и произведённым ремонтом ранее дымившей плиты, узники перестали быть полностью зависимы от доставки блюд из «советской столовой». Теперь Старший повар готовил для них лично. И не только первые и вторые блюда, но выпекая даже и хлеб.

После приезда Августейших Детей режим содержания арестованных, в принципе не изменился, и по-прежнему зависел от прихоти А.Д. Авдеева.

К наиболее значимым событиям по этому поводу можно лишь отнести строительство большого наружного забора, опоясывавшего ДОН со стороны не только Вознесенского проспекта, но и Вознесенского переулка, которое началось 31 (18) мая 1918 года. Но и этих всех этих предпринятых мер, членам Президиума Исполкома Уралсовета казалось явно недостаточным.

Главным духовным утешением Царской Семьи и Её слуг по-прежнему оставались церковные службы, которые за означенный временной период проводились в ДОН всего дважды.

Говоря же о досуге членов Царской Семьи, то здесь все оставалась по-прежнему.

Государь много читал. Государыня занималась рукоделием и обучала плетению кружев  дочерей. Каждый день – неизменное Духовное чтение в кругу семьи.

В свою очередь, Камер-юнгфера А.С. Демидова обучала Великих Княжон штопке и мелкому ремонту белья, о чем Государыня не раз отмечала в Своём дневнике. 

Иногда все они пели под аккомпанемент Великой Княжны Ольги Николаевны, которая прекрасно музицировала на имевшимся в комнатах рояле. Но это продолжалось недолго, так как уже довольно скоро, по распоряжению коменданта А.Д. Авдеев, рояль был убран из залы и перевезён в соседнюю с комендантской комнату.

По вечерам Государь и Государыня играли в неизменный безик.

А у детей – Наследника Цесаревича и Леонида Седнева были свои развлечения забавы. Когда Алексей Николаевич уже мог вставать с постели, его возили по комнатам верхнего этажа в принадлежащем Государыне кресле на колёсиках. А когда он смог чувствовать себя настолько хорошо, что его стали выносить для прогулок в сад, то они и там находили себе много забав. Одной таковых была стрельба из детского лука. Или бузиной из трубочки, действующей по принципу маленького воздушного насоса.

Подготовка к убийству Царской Семьи

 На подготавливаемом  к открытию в начале июля 1918 года V Чрезвычайном съезде Советов должен был обсуждаться вопрос суда над бывшим Самодержцем, который бы определил Его дальнейшую судьбу.

Главным обвинителем на этом подготавливаемом политическом судилище себя видел Л.Д. Троцкий, который не раз спорил с В.И. Лениным, доказывая «вождю мирового пролетариата» на необходимость этого «показательного суда».

На самом же деле, о готовящейся расправе над Царской Семьёй знал очень узкий круг лиц.  Ибо В.И. Ленин прекрасно понимал, что при организации какого-либо суда над Романовыми, буквально, «притянув за уши», можно будет добиться смертных приговоров в отношении Государя и Государыни. Приговорить же к смерти Августейших Детей было невозможно, так как состряпать против них какие-либо доказательства их вмешательств в политическую жизнь страны, было просто невозможно. А В.И. Ленин издавна мечтал уничтожить, что называется, под корень «всю большую ектенью», то есть, попросту говоря, весь Русский Императорский  Дом Романовых.  

Таким образом, о пока ещё возможном плане уничтожения всей Царской Семьи знал лишь очень узкий круг лиц, во главе которого стояли В.И. Ленин и Я.М. Свердлов.

Наряду с этим, благодаря прессе, в российском обществе постоянно муссировались слухи об убийстве царя, которые нимало беспокоили кремлёвских властителей. И примером тому – телеграмма Управляющего делами СНК  Р.С.Ф.С.Р.  В.Д. Бонч-Бруевича на имя А.Г. Белобородова от 20 июня 1918 года в которой он просил сообщить достоверность сведений по поводу распространяемых в Москве слухов об убийстве бывшего Государя.

Имеются также все основания для того, чтобы полагать, что уже в этот же день, Председатель СНК  Р.С.Ф.С.Р. В.И. Ленин вёл переговоры по прямому проводу с Екатеринбургом. (В пользу этого говорят свидетельские показания бывших работников Штаба Северо-Урало-Сибирского фронта.) Вызвав к аппарату Командующего фронтом Р.И. Берзина, он приказал ему взять под свою личную охрану всю Царскую Семью, с целью недопущения над Ней какого-либо насилия.

И это справедливо, так как возможное «непослушание уральцев» сразу выбило бы из рук В.И. Ленина один из его главных козырей… Ибо в соответствии с его политическими прогнозами, Царская Семья должна была стать одной из главных ставок в затеянной им дьявольской игре с немцами, конечной  целью которой было снижение размера контрибуции, оговорённой Брест-Литовскими соглашениями.    

Точная дата разговора В.И. Ленина с Р.И. Берзиным неизвестна, но, есть все основания полагать, что таковой состоялся никак не ранее 20 июня 1918 года, то есть уже после опубликования статьи в газете «Наше Слово».

Выполняя распоряжение В.И. Ленина, Р.И. Берзин вместе с тремя членами Военной Инспекции Северо-Урало-Сибирского фронта, а также с Ф.И. Голощёкиным и представителем УОЧК (вероятнее всего, с Ф.И. Лукояновым) днём 22 июня 1918 года посетил ДОН.

До ночи 17 июля в Екатеринбурге у него было ещё два месяца для того, чтобы, работая вместе с из­бранными соратниками, предложить Царскую Семью более выгод­ным покупателям.

Ибо В.И. Ленин продолжал рассматривать Царскую Семью как предмет для сделки. И именно поэтому ещё накануне готовящейся «сделки», немецкая сторона получи­ла заверения от советского полпреда в Берлине Адоль­фа Иоффе, что намерением большевиков является обеспечение безопасности Царской Семьи и Её перевозка в Моск­ву.

Другие заверения по этому же вопросу, поступали из Москвы от Комиссара Иностранных Дел Г.В. Чичерина, вследствие чего план по перевозке Царской Семьи в Москву по указке немцев мог выглядеть в их глазах как дело решённое. И, причём, решённое настолько, насколько что-либо можно было решить в царившей тогда в России обстановке хаоса, двойственности и страха.

Однако время шло, а Государь и Его Семья так и не прибыли в Москву.

Казалось, что В.И. Ленин продолжает торговаться и оттачивать свои планы, одним из пунктов которого являлось командирование Л.Д. Троцкого в Царицын, в связи с чем есть все основания полагать, что назначение это был задумано В.И. Лениным лишь для того, чтобы устранить одно из главных препятствий для осуществления своего плана. А для «присмотра» за строптивым Лейбой, в качестве своего соглядатая, в Царицын, был послан И.В. Сталин. И чтобы не быть голословным, следует упомянуть также и о том, что позднее, жалуясь на И.В. Сталина, Л.Д. Троцкий сообщал В.И. Ленину, что последний препятствовал его намерению осуществлять наступление на Урал. (Ведь невозможно, чтобы Л.Д. Троцкий вынашивал собственные планы по перемещению Царской Семьи без согласия В.И. Ленина?)

Но теперь, когда Л.Д. Троцкий уехал, В.И. Ленин вместе с Я.М. Свердловым и лидером уральских большевиков Ф.И. Голощёкиным мог ра­ботать над задачей освобождения Романовых в типично конспиративной манере. (Ведь Я.М. Свердлов, Ф.И. Голощёкин и И.В. Сталинбыли тогда ещё старыми товарища­ми, прошедшими через совместную ссылку в Нарыме и Туруханском крае. И к тому же, двое из них – Я.М. Свердлов и Ф.И. Голощёкин уже принимали непосредственное участие в более ранней попытке В.В. Яковлева по перевозу Царской Семьи в Москву.) А в июле, пока И.В. Сталин отвлекал Л.Д. Троцкого, они включились в новый виток событий, центром которого стал теперь Екатеринбург.

4 июля 1918 года в помещении Большого театра в  Москве открылся  V Чрезвычайный съезд Советов, работа которого совпала с выступлением левых эсеров, позднее получившим название «мятеж левых эсеров». Не разделяя соглашательских настроений большевиков с Германией и подписания ими Брест-Литовских соглашений, эсеры в самый первый день работы этого съезда выразили недоверие правительству В.И. Ленина – Л.Д. Троцкого  и потребовали его немедленной отставки. Но так как им не удалось получить большинство делегатских голосов, их представители Я.Г. Блюмкин и А.Н. Андреев 6 июля 1918 года  совершили убийство германского посланника графа В. фон Мирбаха, считая что этот террористический акт приведёт к полному разрыву дипломатических отношений между Германией и Советской Россией.

Левоэсеровский мятеж и смерть германского посланника обернулись для большевиков еще более пагубными последствиями, в результате которых Советское правительство было вынуждено подписать с Германией дополнительные соглашения о выплате последней  ещё 6 млрд. марок. А попав в стремительный водоворот событий, связанных с левоэсеровским мятежом, большевикам было уже не до того, чтобы  обсуждать в оставшиеся дни этого съезда дальнейшую судьбу бывшего Государя, равно как время предполагаемого над Ним суда.

Приехавший на V съезд Советов в качестве делегата, Ф.И. Голощёкин остановился на квартире Я.М. Свердлова, с которым был знаком долгие годы по совместной революционной работе. И, конечно же, просто нельзя представить себе того, чтобы между ними не происходили разговоры о дальнейшей судьбе Царской Семьи. Вероятнее всего, именно тогда Ф.И. Голощёкин сумел убедить Я.М. Свердлова в том, что перевоз Царской Семьи в Москву может иметь самые непредсказуемые последствия, ввиду многочисленных контрреволюционных заговоров. (Коих, как показали дальнейшие события, и не было вовсе!) Думается также, что все эти разговоры Я.М. Свердлов доводил до В.И. Ленина, который также не желал того, чтобы отбитые по пути следования в Москву Романовы стали бы «живым знаменем в руках контрреволюционеров». А убийство немецкого посла графа В. фон Мирбаха и довольно вялая реакция на это Германии, только лишний раз уверила большевиков в том, что она уже не является тем мощным противником, представляющих для их власти какую-либо серьёзную угрозу.

А раз так, то с Романовым можно было больше не церемониться. Тем более, что обстановка для этого складывалась, как нельзя более выгодная. Ведь перед лицом мировой общественности всегда можно было заявить, что в связи с «мятежом чехословаков» (растянувшиеся от Пензы до Владивостока эшелоны Отдельного Чехословацкого корпуса представляли для Советской власти на местах серьёзную угрозу) советские правительственные круги не имеют прямой телефонно-телеграфной связи с Уралом.

А для того, чтобы оградить себя лично и  правительство В.И. Ленина от каких-либо возможных в дальнейшем нападок, Я.М. Свердлов рекомендует Ф.И. Голощёкину устроить в Екатеринбурге что-то типа суда над Николаем II, в свою очередь, прекрасно понимая, что таковой никак не может состояться по целому ряду причин. Ну, а в случае, если он все же не получится, предлагает уральцам действовать по обстоятельствам или собственному сценарию, то есть, попросту говоря, даёт тем самым своё молчаливое согласие на уничтожение бывшего Государя.  

В свою очередь, ничего не знавшие об этом уральцы разрабатывают собственный план ликвидации Романовых. А стремясь хоть как-то оправдать свои действия, изобретают подмётные письма и прочие материалы «контрреволюционного заговора», в которых вскоре и сами, начисто запутываются. 

Думается также, что обсудив вопрос уничтожения Романовых во всех его аспектах, Ф.И. Голощёкин получил от Я.М. Свердлова устные инструкции, согласно ко­торым он должен был действовать в том или ином случае, по возвращении на Урал.

Вероятнее всего, Я. М. Свердлов, следуя прямому указанию В.И. Лени­на, рекомендовал «товарищу Филиппу» у строить, в первую очередь, публич­ный суд над Николаем II и провести его в столице «Красного Урала».

Разумеется, и В.И. Ленин и Я. М. Свердлов прекрасно понимали всю абсурдность данного мероприятия, так как, сложившаяся к тому времени об­становка на Урале (военное положение области, контрреволюционные выс­тупления, сепаратизм на местах, общий антибольшевистский настрой кре­стьянского большинства населения и т.п.) уже сама по себе требовала от местных властей самых решительных действий.

Для организации же подобного процесса, требовалось, как минимум, желание и время. И если второго действительно не было, то первое ни­когда не бралось в расчёт, ввиду самых радикальных взглядов на данную проблему, решаемую, по мнению большинства уральских коммунистов, лишь однозначным способом, свойственным для любой революции.

Используя это обстоятельство (более чем выгодное для централь­ной власти, увидевшей в нём редкую возможность, практически, в одночасье покончить сразу с 13-ю представителями Дома Романовых, освобождая себя при этом полностью от какой-либо ответственности) Я. М. Свердлов, про­щаясь с Ф.И. Голощёкиным, прямо говорит ему о том, чтобы он действовал в соответствии с обстановкой, подчёркивая при этом особо, что ВЦИК Советов не даёт своей официальной санкции на расстрел Николая II.

4 июля 1918 года, находившийся в Москве Ф.И. Голощёкин получил телеграмму, в  которой сообщалось, что Комиссар А.Д. Авдеев смещён, а вместо него Комендантом ДОН назначен Я.М, Юровский.

Вступив в должность Коменданта ДОН, Я.М. Юровский произвёл в системы постов некоторые изменения, добавив ещё один пулемёт на чердак дома, а затем сменил весь штат внутренней охраны, заменив его на десять человек, пять из которых были этническими латышами, а пятеро – русскими. Некоторые изменения произошли также и в наружной охране. Так, её начальник П.С. Медведев был перемещён на должность Помощника Начальника караула, а его прежнюю должность занял бывший разводящий А.А. Якимов.

12 июля 1918 года Ф.И. Голощёкин возвратился из Москвы в Екатеринбург. 

Вечером этого же дня, в помещении бывшего  Волжско-Камского банка, где тогда размещался Исполком Уральского Областного Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов  состоялось его закрытое заседание под председательством А.Г. Белобородова.

Заслушав доклад Ф.И. Голощёкина о его поездке в Москву (на V Всероссийском съезде Советов была принята 1-ая Советская Конституция Р.С.Ф.С.Р., а точнее, Конституционный Акт), а также обсудив создавшееся к 12 июля 1918 года положение на всех участках Северо-Урало-Сибирского фронта, грозящее неминуемой сдачей города в самые бли­жайшие дни, Исполнительный Комитет Уральского Облсовета (по предложению А.Г. Белобородова и Ф.Ф. Сыромолотова) принимает решение о расстреле не только Государя, но и Его Семьи .

В соответствии с решением Исполкома Уральского Облсовета, Комендант ДОН Я.М. Юровский, почти  сразу же, запускает механизм подготовки к расстрелу.

Около 9-10 часов утра 16 июля 1918 года в дом Ипатьева прибыл Ф.И. Голощёкин, который, переговорив с Я.М. Юровским о предстоящем рас­стреле, распорядился ближе к вечеру  удалить из дома поварёнка Леонида Седнева. Однако сделать это так, чтобы Романовы ничего не заподозрили. А, кроме того, он уведомил коменданта о совещании Коллегии УОЧК, назначенном на вторую половину этого же дня (приблизительно, на 16 часов по местному времени), которое будет проходить в комнате № 3 бывшей «Американской гостиницы».

В назначенное время, в означенной комнате собрались все члены Коллегии УОЧК – В.М. Горин, М.А. Медведев (Кудрин) и И.И. Родзинский (за исключением И.Я. Кайгородова) во главе с Председателем УОЧК Ф.Н. Лукояновым. Помимо них, на этом же совещании присутствовали, практически, все члены постоянного Президиума Исполко­ма Уральского Облсовета – А.Г. Белобородов, Г.И. Сафаров, Ф.И. Голощёкин, а также комиссар П.Л. Войков и П.З. Ермаков.

Первым взял слово А.Г. Белобородов, который довёл до сведения собравшихся, вынесенное накануне решение расширенного Президиума Исполкома Уральского Облсовета, постановившего расстрелять всю Царскую Семью на территории дома Ипатьева.

Поддержав мнение Президиума Исполкома Уральского Облсовета, чле­нами Коллегии УОЧК и Ф.Н. Лукояновым было внесено встречное предложение о расстреле, не только членов Царской Семьи, но и всех находящихся при Ней слуг, сделав исключение лишь для Поварского ученика Леонида Седнева, в виду его «несознательного возраста».

Члены Президиума полностью поддерживают это решение своих товарищей, о чем А.Г. Белобородов делает соответствующую пометку в своей записной книжечке, после чего участники совещания переходят к обсуждению кандидатур непосредственных участников этой готовящейся акции.

Главными лицами, ответственными за проведение таковой назначаются Комендант ДОН Я.М. Юровский и его помощник Г.П. Никулин. А ответственными за вывоз и тайное захоронение трупов казнённых – М.А. Медведев (Кудрин) (как представитель УОЧК) и П.З. Ермаков (как представитель РККА и человек, хорошо знающий городские окрестности).  

16 июля 1918 года в 17 час. 50 мин. по московскому времени на имя В.И. Ленина и Я.М. Свердлова полетела телеграмма,  в тексте которой сообщалось, что условленный с «Филиппом» (одна из кличек Ф.И. Голощёкина) суд более нельзя откладывать по военным обстоятельствам, а также с просьбой телеграфировать, что если их мнение противоположно, незамедлительно сообщить об этом, вне всякой очереди. То есть, наиболее близкие  к В.И. Ленину люди – Ф.И. Голощёкин и Г.И. Сафаров, которых он знал лично и которым доверял, подписав эту телеграмму, уведомляли последних, что для убийства Царской Семьи всё готово и что требуется лишь их окончательное согласие.  

Ответ уральцам был составлен и отослан немедленно, в районе полуночи 16 июня 1918 года. То есть в то время, когда в Екатеринбурге было около 2-х часов ночи. (Этим и объясняется задержка с убийством Романовых, намеченным к выполнению ещё 16 июля.)

Убийство Царской Семьи и Её  верных слуг

О том, как провели свои предсмертные часы Царская Семья и Её верные слуги, мы знаем со слов Государыни, которая до самого последнего дня Своей земной жизни вела дневник.

Следуя многолетней привычке отмечать главное, Она и на этот раз сделала запись о том, что волновало Её больше всего, а именно такое событие, как увод из ДОН маленького поварёнка…   

И действительно, вечером 16 июля, из дома Ипатьева, к  совершенной неожиданности для всех его узников, Поваренный ученик Леонид Седнев был удалён из дома. Причину же такового объяснили тем, что мальчик был, якобы, отправлен для свидания со своим дядей И.Д. Седневым, который был ранее удалён из ДОН и дальнейшая судьба которого для Августейших Узников и Их слуг, оставалась неясной. Причём, Государыня, волнуясь за судьбу Лики (так она называла Леонида Седнева в Своём дневнике) даже как-то немного попрекает его за то, что он столь поспешно убежал…

На самом же деле, И.Д. Седнев к тому времени был уже давно расстрелян, а причиной его отделения от всех остальных «жильцов» дома Ипатьева послужило решение все той же Коллегии УОЧК.

После окончания рабочего дня 16 июля 1918 года, приблизительно в 17 час. 30 мин. Я.М. Юровский, П.З. Ермаков, М.А. Медведев (Кудрин) и А.Т. Паруп встретились у входа в «Американскую гостиницу», после чего направились в дом Ипатьева.

Придя на место, они вместе с Г.П. Никулиным закрылись в комендантской комнате, где приступили к обсуждению собственного плана по ликвидации Царской Семьи, непосредственно, на территории ДОН.

 Из воспоминаний М.А. Медведева (Кудрина):

Закрыли дверь и долго сидели, не зная с чего начать. Нужно было как-то скрыть от Романовых, что их ведут на расстрел. Да и где расстреливать? Кроме того, нас всего четверо, а Романовых с лейб-медиком, поваром, лакеем и горничной – 11 человек!

Жарко. Ничего не можем придумать. Может быть, когда уснут, забросать комнаты гранатами? Не годится – грохот на весь город, еще подумают, что чехи ворвались в Екатеринбург. Юровский предложил второй вариант: зарезать всех кинжалами в постелях. Даже распределили, кому кого приканчивать. Ждем, когда уснут. Юровский несколько раз выходит к комнатам царя с царицей, великих  княжон, прислуги, но все бодрствуют – кажется, они встревожены уводом поваренка.

Перевалило за полночь, стало прохладнее. Наконец во всех комнатах царской семьи погас свет, видно уснули. Юровский вернулся в комендантскую и предложил третий вариант:  посереди ночи разбудить Романовых и попросить их спуститься в комнату первого этажа  под предлогом, что на дом готовится нападение анархистов и пули при перестрелке могут случайно залететь на второй этаж, где жили Романовы (царь с царицей и Алексеем – в угловой, а дочери – в соседней комнате с окнами на Вознесенский переулок). (…)

Выбрали комнату в нижнем этаже рядом с кладовой: всего одно зарешеченное окно в сторону Вознесенского переулка (второе от угла дома), обычные полосатые обои, сводчатый потолок, тусклая электролампочка под потолком. Решаем поставить во дворе снаружи дома (двор образован внешним дополнительным забором со стороны проспекта и переулка) грузовик и перед расстрелом завести мотор, чтобы шумом заглушить выстрелы в комнате.

Обсудив ещё раз некоторые детали предстоящего расстрела с пятью «добровольцами» /Г.П. Никулиным, П.З. Ермаковым, М.А. Медведевым (Кудриным), П.С. Медведевым и А.Т. Парупом /, а также окончательно установив, кто в кого должен стрелять, Я.М. Юровский решает увеличить их число ещё на пять человек, с целью соответствия количества палачей, количеству намеченных жертв. Как и следовало ожидать, выбор коменданта пал именно на тех «ла­тышей», которые относились к лицам нерусского происхождения. Приказав таковым собраться в комендантской комнате, Я.М. Юровский предложил им вынести всю имеющуюся в ней мебель, после чего (в присутствии их не­посредственного начальника Ф.Г. Индриксона) произвёл «распределение ролей», указав «...кто кого должен застрелить».

Однако, к удивлению Я.М. Юровского, все «латыши» наотрез отказались принимать участие в расстреле, ссылаясь на то, что они не будут стрелять в деву­шек, так как нанимались охранять, а не выполнять функции палачей … Но, помимо этого, ежедневно общаясь с узниками, они проникались к ним всё большей и большей симпатией. Тем более, что среди них был их земляк А.Е. Трупп – совершенно безобидный человек пожилого возраста, оказавшийся в ДОН волею случая. А Великие Княжны, каждая из которых была по-своему прекрасна, своей всегдашней доброжелательностью и скромным поведением, просто не могли не вызвать у них взаимную симпатию, которая в конечном итоге и привела к отказу «стрелять в девиц».

Отстранив «отказников» от участия в «акте революционной мести» и разработав план дальнейших действий Я.М. Юровский простился с П.З. Ермаковым, который должен был вернуться назад через несколько часов.

Согласно разработанному «сценарию», возвращение П.З. Ермакова было запланировано на 12 часов ночи, а условным паролем по его возвращению должно было стать слово «Трубочист». Прибыть же П.З. Ермаков должен был не один, а вместе с грузовиком, на котором сразу же после казни планировалось вывезти трупы казнённых. А, кроме того, П.З. Ермаков должен был привезти в ДОН постановление о рас­стреле Царской Семьи, заверенное подписями членов Президиума Уральского Облсовета.

После прибытия П.3. Ермакова, коменданту Я.М. Юровскому следовало разбудить всех узников ДОН, после чего проводить их вниз, в приготовленную для расстре­ла комнату, где уже должны были находиться «закалённые товарищи», зара­нее распределившие роли известным читателю образом.

Чтение привезённого П.З. Ермаковым Постановления (которое одновре­менно являлось и «приговором», который Я.М. Юровский, понимая всю важ­ность «исторического момента», планировал прочитать с особой патети­кой), должно было явиться сигналом общей готовности для назначенных в расстрельную команду лиц.

Сразу же по его прочтению, все эти лица должны были одновременно выстрелить в сердце каждой из намеченных жертв, завершив тем самым (вы­ражаясь словами Г.П. Никулина) «первый пункт программы нашей больше­вистской партии».

Однако в действительности все вышло далеко не так гладко, как планировалось в этом «сценарии».

Первая неувязка, с которой пришлось столкнуться Я.М. Юровскому, выра­зилась в том, что возвратившийся в 10 часов вечера П.З. Ермаков, прибыл не с грузовиком, а на легковой машине Р.И. Берзина. (Последний в то время находился с инспекторской проверкой войск Северо-Урало-Сибирского фронта.) Вместе с ним в ДОН приехал и Ф.И. Голощёкин, а также сотрудник УОЧК С.А. Бройдт, временно сопровождавший последнего в качестве личного телохранителя.

Ф.И. Голощёкин вручил Я.М. Юровскому бумагу (Постановление Исполнитель­ного Комитета Уральского Областного Совета, скреплённое печатью, а также подписанное членами его Президиума – им самим и Г.И. Сафаровым) в котором, вопреки ранее принятому решению, говорилось о расстреле лишь одного Николая II, а не всей Царской Семьи, вместе с находящимися при Ней слугами.

Это обстоятельство вызвало «естественное» недоумение коменданта, имевшего на этот счёт, согласно предварительной договорённости,  прямо противоположную точку зрения.

Это же самое обстоятельство косвенно подтверждает и сын М.А. Медведева (Кудрина) –  историк-архивист М.М. Медведев, который делает справедливый вывод о том, что Ф.И. Голощёкин и Г.И. Сафаров (как люди, наиболее хорошо знавшие В.И. Ленина) были противниками оглашения в официальном Постановлении Президиума Исполкома Уральского Облсовета (являвшегося по сути приговором в отношении Государя) каких-либо упоминаний в отношении остальных членов Царской Семьи. (Ибо, как помнит читатель, центральная власть официальной санкции не давала даже на расстрел Царя, не говоря уж о Его близких!) Посему и подписали сей документ с упоминанием  в нем имени только лишь одного Государя, а все остальные, как бы подразумевались… Ибо все Они официально должны были быть отправлены в «надёжное место»… И это самое обстоятельство Ф.И. Голощёкин пытался, как мог, доказать Я.М. Юровскому, которого текст данного «приговора» никак не устраивал.

Предположив, что Ф.И. Голощёкин что-то не договаривает или же ведёт за спиной Президиума Исполкома Уралсовета какую-то свою игру (памятуя ещё недавний случай с «железнодорожными маршрутами» В.В. Яковлева), Я.М. Юровский, во избежание возможных недоразумений, решает пригласить в ДОН  А.Г. Белобородова, подпись которого, кстати говоря, на этом документе отсутствовала.

С приездом последнего (прибывшего в ДОН, чтобы лично проконтролировать казнь Романовых и Их слух) сложившаяся ситуация разъяснилась окончательно. Ибо А.Г. Белобородов пояснил всем присутствующим политическую ситуацию (которая была уч­тена членами Президиумом Исполкома Уральского Облсовета  при составлении текста  данного постановле­ния), добавив также при этом, что, несмотря на содержание данного документа, команде исполнителей следует действовать в строгом соответствии с решением, принятым на состоявшемся накануне совместном совещании.

Вторая неувязка состояла в том, что ожидаемая Я.М. Юровским машина, прибыла в ДОН на полтора часа позже планируемого срока, что, естественно, сдвинуло время, намеченное для проведения акции.

Отведённое для убийства тёмное время суток неумолимо заканчива­лось, а  это, в свою очередь, нервировало многих присутствующих, которые своим поведением только лишь нагнетали и без того нервозную обстановку, сложившуюся вокруг ДОН за последние дни.

Ждать было больше уже нельзя, и комендант решил начинать...

Сразу же после того, как прибыл грузовик с водителем С.И. Люхановым, Я.М. Юровский разбудил доктора Е.С. Боткина и попросил его разбудить всех остальных. Необычность сво­ей просьбы, комендант объяснил тем, что по имеющимся у него сведениям, в данную ночь ожидается нападение на дом анархистов, для чего все его «жильцы» в целях их же безопасности должны быть временно переведены в его нижние этажи, а также быть наготове на случай возможного отъезда.

Минут через 40 – 50 минут Царская Семья и Её слуги были готовы, после чего все они, в сопровождении Я.М. Юровского, Г.П. Никулина, П.С. Медведева, двух лиц внутреннего караула, М.А. Медведева (Кудрина) и П.З. Ермакова, стали спускаться вниз по лестнице, насчитывающей 19 ступеней. (А не 23, как с лёгкой руки писателя-фальсификатора М.К. Касвинова наивно считают некоторые исследователи!) На руках у Великой Княжны Анастасии Николаевны была крохотная декоративная собачка Джимми, а Анна Демидова несла с собой две подушки.

Спустившись на первый этаж, следовавший во главе этой процессии Я.М. Юровский, открыл перед следовавшим за ним Государем (державшим на руках больного сына) дверь, выводящую во внутренний двор дома Ипатьева. Пройдя по нему всего несколько метров, все они вновь оказались перед дверью, которая со стороны этого двора вела в нижний этаж дома. Проследовав через анфиладу комнат первого этажа, Царская Семья и находившиеся при Ней слуги оказалась в предназначенной для расстрела комнате, где сразу же почувствовали некоторую нерешительность от того, что в ней полностью отсутствовала какая-либо мебель.

Эту неловкую паузу помогла преодолеть находчивость Я.М. Юровского.

Из воспоминаний А.А. Стрекотина:

«Юровский коротким движением рук показывает арестованным как и куда надо становиться и спокойно, тихим голосом: « Пожалуйста, вы встаньте сюда, а вы –  вот сюда, вот так в ряд».

Все это время Наследник Цесаревич находился на руках Государя (мальчик был болен и тогда еще не мог передвигаться самостоятельно) и Государыня (которая, кстати сказать, тоже страдала сильными болями в ногах, за­ставлявших Её переносить невероятные страдания), произнесла фразу:

– Здесь даже стульев нет! – безусловно, обращённую, к коменданту.­­  

После этого Я.М. Юровский приказал Г.П. Никулину принести стулья: один для мальчика, другой – для Александры Фёдоровны. Г.П. Никулин принёс два 2 стула, на один из которых Государь посадил Сына, а на другой села Государыня.

Ближе к центру комнаты (в левой её части) был установлен стул, на который был посажен Наследник Цесаревич, под спину которого была подложена одна из принесённых А.С. Демидовой подушек. Рядом с Наследником (слегка прикрывая его) находился Государь, который изредка перебрасывался с Государыней отдельными фразами на английском языке. Позади сту­ла расположился доктор Е.С. Боткин. В левом углу комнаты (у выступа ко­лонны арочного свода) разместились Старший повар И.М. Харитонов и  Лакей А. Е. Трупп.

В правой части комнаты также был установлен стул, на который села Государыня. Рядом с Ней встали три Её Дочери – Великие Княжны: Татьяна Николаевна, Ольга Николаевна и Мария Николаевна. А за ними, присло­нившись к косяку двери кладовой комнаты, расположились Великая княжна Анастасия Николаевна и находившаяся рядом с ней А.С. Демидова с оставшейся подушкой в руках.

А напротив своих будущих жертв уже заняли места Г.П. Никулин, П.З. Ермаков,М.А. Медведев (Кудрин), а также, вполне возможно, что и чекисты А.Т. Паруп вместе с С.А. Бройдтом.

На какое-то незначительное время Я.М. Юровский выходит вместе с П.С. Медведевым из комнаты, прикрыв за собой двери. А сделал он это, вот по какой причине.

Воцаряется напряжённая тишина…

Через несколько минут Я.М. Юровский, стремительно распахивая двери, входит в комнату.

После того, как «латыши» выстраиваются в указанном для них месте, Я.М. Юровский, ещё раз оглядев всех присутствующих, просит сидящих встать.

Местное время – приблизительно 2 часа 50 минут пополуночи!

Из воспоминаний М.А. Медведева(Кудрина):

«...зло сверкнув глазами, нехотя поднялась со стула Александра Федоровна. В комнату вошел и выстроился отряд латышей: пять человек в первом ряду, и двое – с винтовками – во втором. Царица перекрестилась. Ста­ло так тихо, что со двора, через окно, слышно как тарахтит мотор грузовика.

Юровский на полшага выходит вперёд и обращается к Государю…

Точный текст обращения Я.М. Юровского к Государю, вряд ли может быть когда-либо доподлинно установлен, так как был произнесён им, своего рода, экспромтом.

Однако суть его (со слов А.А. Якимова) остаётся, приблизительно, следующей:

– Николай Александрович!

Ваши родственники старались Вас спасти, но этого им не пришлось. И мы принуждены Вас сами расстрелять…».

Поначалу, смысл сказанных Я.М. Юровским слов не дошёл до Государя, так как Он в тот момент,  обращённый лицом к Государыне, перебрасывался с Ней короткими фразами на английском языке. Посему, обернувшись к Я.М. Юровскому, Он переспросил: Что? Что?

Не ожидая подобного поворота событий, Я.М. Юровский был вынужден повторить свои слова вновь.

А чтобы глубже понять весь трагизм сложившейся ситуации, обратимся еще раз к книге Э.С. Радзинского:

«Переспросил» – и «более ничего не произнес»! Так пишут Юровский и Стрекотин.

Но царь сказал еще несколько слов… Юровский и Стрекотин их не поняли. Или не захотели записать.

Ермаков тоже не записал. Но о них помнил. Немногое он запомнил, но этого не забыл. И даже иногда об этих словах рассказывал.

Из письма А.Л. Карелина (Магнитогорск): «Помню, Ермакову был задан вопрос: «Что сказал царь перед казнью?» «Царь, – ответил он, – сказал: «Вы не ведаете, что творите».

Нет, не придумать Ермакову эту фразу, не знал он ее – этот убийца и безбожник. И уж совсем не мог знать, что эти слова Господа написаны на кресте убиенного дяди царя – Сергея Александровича. Царь повторил их».      

Сразу же после этого, М.А. Медведев (Кудрин), не дожидаясь, пока Я.М. Юровский повторит всё сказанное им прежде, опередив остальных на какие-то секунды, на глазах у всех первым стреляет в Государя Ибо прекрасно понимает, что судьба никогда уже больше не предоставит ему такой уникальной возможности «вписать своё имя в историю».

До самых последних дней своей жизни Я.М. Юровский не смог простить ему этой «непростительной выходки». Посему, описывая расстрел, во всех своих мемуарах ни разу не упомянул фамилии «настоящего цареубийцы» М.А. Медведева (Кудрина). И лишь только раз он, как бы между делом, он написал: «Принимать трупы я поручил Михаилу Медведеву, это бывший чекист и в настоящее время работник ГПУ» .

Вспоминает М.М. Медведев:

«Юровский никогда не спорил с отцом. Более того, однажды он сказал отцу: «Эх, не дал ты мне докончить чтение – начал стрельбу! А ведь я, когда читал второй раз ему постановление, хотел добавить, что это месть за казни революционеров…».

А после того, как раздались первые выстрелы М.А. Медведева (Кудрина), началась беспорядочная стрельбы по всем жертвам без разбора.

Опасаясь за безопасность вверенных ему людей, а также ввиду того, что в комнате уже стояла сплошная пелена из порохового дыма и известко­вой пыли, Я.М. Юровский даёт команду о прекращении огня, которая почти сразу же выполняется всеми, кроме П.З. Ермакова, который вошёл в раж, и поначалу не намерен был вовсе подчиняться каким-либо приказам…

Из Протокола допроса П.С. Медведева:

«... зайдя в ту комнату, где был произведен расстрел, увидел, что все члены Царской Семьи: Царь, Царица, четыре дочери и Наследник уже ле­жат на полу с многочисленными ранами на телах. Кровь текла потоками. Были также убиты доктор, служанка и двое слуг. При моем появлении Наследник еще был жив – стонал.

К нему подошел Юровский и два или три раза выстрелил в него в упор.

Наследник затих.

Картина убийств, запах и вид крови вызвали во мне тошноту».

Из воспоминаний Я.М. Юровского:

«Например, доктор Боткин лежал, опершись локтем правой руки, как бы в позе отдыхающего, револьверным выстрелом с ним покончил. Алексей, Татья­на, Анастасия и Ольга были живы. Жива была еще и Демидова.

Из письма А.Г. Кабанова  М.М. Медведеву:

«Когда я вбежал в помещение казни, я крикнул, чтобы немедленно пре­кратили стрельбу, а живых докончили штыками. Но к этому времени в жи­вых остались только Алексей и Фрейлина. Один из товарищей (П.З. Ермаков) в грудь фрейлины стал вонзать штык американской вин­товки Винчестер. Штык вроде кинжала, но тупой и грудь не пронзал, а фрейлина ухватилась обеими руками за штык и стала кричать».

Из воспоминаний А.А. Стрекотина:

«Кроме того, живыми оказались еще одна из дочерей и та особа, дама, которая находилась при царской семье. Стрелять в них было уже нельзя, так как двери все внутри здания были раскрыты, тогда тов. Ермаков видя, что держу в руках винтовку со штыком, предложил мне доколоть оставшихся в живых. Я отказался, тогда он взял у меня из рук винтовку и начал их докалывать. Это был самый ужасный момент их смерти. Они долго не умира­ли, кричали, стонали, передергивались. В особенности тяжело умерла та осо­ба – дама. Ермаков ей всю грудь исколол. Удары штыком он делал так сильно, что штык каждый раз глубоко втыкался в пол. Один из расстрелянных мужчин, видимо, стоял до расстрела во втором ряду и около угла комнаты, и когда их стреляли он упасть не мог, а просто присел в угол и в таком положении : остался умершим».

Из воспоминаний В.Н. Нетребина:

«Младшая дочь б/царя упала на спину и притаилась убитой. Замечен­ная тов. Ермаковым она была убита выстрелом в грудь. Он, встав на обе руки, выстрелил ей в грудь».

Выше уже говорилось, что после прекращения огня выяснилось, что некоторые из жертв оказались живы. В силу этих обстоятельств, Я.М. Юровский  лично достреливает Е.С. Боткина и Великую Княж­ну Ольгу Николаевну, а П.З. Ермаков убивает штыком А.С. Демидову и достре­ливает Великую Княжну Анастасию Николаевну. Ещё одной неожиданностью для убийц стала «исключительная живучесть наследника», который вдруг зашевелился и тихо застонал …

Заслышав это, Я.М. Юровский, как говорится, уже не стал второй раз упускать свой шанс – «одним махом покончить с династией!» Подойдя к находившемуся без сознания 13-ти летнему раненному и безнадёжно больному ребёнку, он, вытащил из кармана револьвер Нагана и, приставив таковой к его голове, произвёл, не менее двух выстрелов.

После этого Я.М. Юровский предлагает П.З. Ермакову и М.А. Медведеву (Кудрину) (как представи­телям РККА и УОЧК) удостовериться в смерти каждой из жертв. А в случае проявления признаков жизни у кого-нибудь из них – добить.

Следуя примеру коменданта, М.А. Медведев (Кудрин) подошёл к лежавшей на полу лицом вниз, Великой Княжне Татьяне Николаевне (которая также вдруг стала подавать признаки жизни) и, вытащив из кобуры свой Кольт, выстрелил в неё один раз, так как к тому времени магазин его Браунинга был уже пуст.

Но картина этой зверской расправы не была бы полной, если бы вслед за ней не последовало вполне закономерное в таких случаях мародёрство.

И, конечно же, в числе его первых застрельщиков оказался П.З. Ермаков, который первым делом, вытащив у мертвого Государя золотой портсигар, по­ложил его себе в карман.

«Почин» П.З. Ермакова был поддержан А.А. Стрекотиным и другими, не менее «закаленными товарищами», когда трупы казнённых стали переносить в кузов грузовика.

Узнав об этом, Я.М. Юровский приостановил их переноску и, собрав всех задействованных в ней, предложил немедленно вернуть награбленное, пригрозив расстрелом. Понимая, что комендант не намерен шутить, многие из них подчинились и возвратили награбленное. Все они (включая и А.А. Стрекотина) были немедленно отстранены, а дальнейшая переноска трупов стала уже осуществляться под непосредственным контролем Г.П. Никулина (в комнате) и М.А. Медведева (Кудрина) (по пути следования к грузовику).

Почти сразу же после убийства возникла проблема: как или на чем переносить тела убиенных. Выход нашли быстро. Из каретного сарая были принесены две оглобли, к которым привязали простынь, соорудив, таким образом, нечто типа носилок. Первым на них положили Государя. Следом за несущими Его бренное тело, двинулся М.А. Медведев (Кудрин), который позднее вспоминал:

«Около грузовика встречаю Филиппа Голощекина.

– Ты где был? – спрашиваю его.

– Гулял по площади. Слушал выстрелы. Было слышно.

Нагнулся над царем.

– Конец, говоришь, династии Романовых?! Да…

  После того, как все тела были погружены на машину и накрыты шинельным сукном (самовольно взятом из кладовой комнаты, соседствующей с комнатой, где произошло убийство), П.З. Ермаков сел в кабину к шофёру С.И. Люханову, чтобы указывать дорогу, а М.А. Медведев (Кудрин) и двое, вооружённые винтовками, «латышей» – Я.М. Цалмс и А. Верхаш разместились в кузове, чтобы сопровождать останки Романовых к месту их последнего «упо­коения».

Около 3 часов 30 минут утра 17 июля 1918 года, автомобиль, гружёный 11-ю телами казнённых, выехал из ворот дома Ипатьева на Вознесенский переулок, проехав который свернул на Колобовскую улицу, откуда двинулся в сторону Верх-Исетского металлургического завода.

Эпилог

 17 июля 1918 года в Екатеринбурге было совершено преступление, оправдать которое, даже самыми «высшими целями во благо», в принципе, невозможно. Ибо убийство Помазанника Божия не просто «преступная политическая акция» а отступление от всех норм Православного миропредставления: «Царь – устроение Божие»! И то, что случилось потом с нашей страной и людьми – все немыслимые мучение и страдания нашего Великого Народа – есть ни что иное, как кара Божия.

Когда весть об убийстве Царя (о смерти всех членов Семье тогда ещё не было известно), Святейший Патриарх Тихон произнёс в московском Казанском Соборе проповедь, в которой сказал:

«Мы должны, повинуясь учению Слова Божия, осудить это дело, иначе кровь Расстрелянного падёт на нас, а не только на тех, кто совершил его. Не будем здесь оценивать и судить дела бывшего Государя: беспристрастный суд над Ним принадлежит истории, а Он теперь предстоит перед нелицеприятным Судом Божиим. Но мы знаем, что Он отрёкся от Престола, делая это, имея в виду благо России и из любви к ней… Он ничего не предпринял для улучшения Своего положения, безропотно покорился судьбе…

И вдруг Он приговаривается к расстрелу, где-то в глубинке России, небольшой кучкой людей (тогда ещё никто не знал, что инициатива убийства всей Царской Семьи исходила, непосредственно от Центральной власти. – Ю.Ж.), не за какую-то вину, а за то только, что его будто бы кто-то хотел похитить. Приказ это приводится в исполнение, и это деяние, уже после расстрела, одобряется высшей властью. Наша совесть примириться с этим не может, и мы должны во всеуслышание заявить об этом как христиане, как сыны Церкви». 

 А задолго до него, тысячу раз прав был Святитель Земли Русской отец Иоанн Кронштадский (И.И. Сергиев), отразив в 1905 году в одной из своих проповедей саму суть приближающегося момента: Если не будет покаяния у Русского Народа, конец мира близок! Бог отнимет у Него Благочестивого Царя и нашлёт самозваных правителей, которые зальют всю землю кровью и слезами».

Точнее и не скажешь. И что, собственно говоря, вышло. И продолжалось более семидесяти лет самозваной коммунистической диктатуры, ввергшей страну в хаос и экономический тупик.

За десять лет до падения коммунистического режима Государь Император Николай II был причислен клику Святых Русской Православной Церковью за Границей, а в 200 году – Архирейским Собором Московской Патриархии.

Посему нам – живущим сегодня и переосмысливающим эту минувшую трагедию, следует помнить слова, написанные в Тобольске Великой Княжной Ольгой Николаевной после отъезда Её Августейших Родителей:

«Отец просит передать всем тем, кто Ему остался предан, и тем, на кого они могут иметь влияние, чтобы они не мстили за Него, так как Он всех простил и за всех молится, и чтобы не мстили за себя, и чтобы помнили, что то зло, которое сейчас в мире, будет ещё сильнее, но что не зло победит зло, а только любовь…»