1..jpg

Вашему внимаю предлагается книга "Романовы. Венец Мученичества", в которой впервые описаны все четыре убийства Членов Дома Романовых, совершенных Советской властью в 1918-1919 году. Данное издание не распространяется через торговую сеть. С подробностями приобретения можно ознакомиться в разделе "Наша книжная продукция".

Князь Василий Александрович Долгоруков 1-й

 

 

Герб Князей Долгоруковых.jpg

 



Князь В.А. Долгоруков..jpgРод Князя Василия Александровича Долгорукова-1-го относился к древнейшему роду Рюриковичей.

Его мать – Графиня Мария Сергеевна Бенкендорф (урожд. Княжна Долгорукова) в замужестве с Обер-Церемониймейстером Князем Александром Васильевичем Долгоруким 1 августа 1868 года родила сына Василия. Однако их брак был недолгим. Овдовев в 1876 году, она уже на следующий год сочеталась повторным браком с Обер-Гофмаршалом Министерства ИМПЕРАТОРСКОГО Двора и Уделов  Графом Павлом (Леопольдом-Иоганном-Стефаном) Константиновичем Бенкендорфом, которому тот в неполных тридцать лет стал приходиться пасынком.

Аристократ по происхождению и представитель высшей петербургской знати, Князь В.А. Долгоруков обладал таким редким качеством среди людей этого круга, как исключительная скромность. А его честность и прямота переходили в бескомпромиссность.

Князь В.А. Долгоруков. Тобольск. 1917 г.

Свое образование он получил в Пажеском ЕГО  ИМПЕРАТОРСКОГО  ВЕЛИЧЕСТВА Корпусе, начав в нем свою службу с 1 сентября 1888 года.  Будучи выпущенным из этого элитного учебного заведения 10 августа 1890 года (ст.ст.) в чине Корнета был зачислен в Лейб-Гвардии Конно-Гренадерский полк.

10 августа 1894 года Князь В.А. Долгоруков воспроизведен в чин Поручика, а в 1896 году назначен на должность Флигель-Адъютанта Свиты Е.И.В. ГОСУДАРЯ  ИМПЕРАТОРА Николая II, личную дружбу с которым он будет поддерживать до конца своих дней. 

Свою службу он исполнял исправно, посему таковая «за Царем не пропадала», а чины и звания шли своим чередом: 9 апреля 1900 года он был воспроизведен в чин Штаб-Ротмистра, немногим более чем через два года (10 августа 1902 года) – в чин Ротмистра с назначением на должность Командира эскадрона Лейб-Гвардии Кавалергардского Ея Величества Государыни Императрицы Марии Федоровны полка, а еще почти через два года (28 марта 1904 года) в чин Полковника.С 16 марта 1910 Князь В.А. Долгоруков – командир 3-го Драгунского Новороссийского ЕЯ  ИМПЕРАТОРСКОГО  ВЫСОЧЕСТВА  Великой Княгини Елены Владимировны полка, а с 3 марта 1912 года – Командир Лейб-Гвардии Конно-Гренадерского полка, в должности которого пребывал до февраля 1914 года.

12 марта 1912 года он за особые отличия был воспроизведен в чин Генерал-Майора с зачислением в Свиту Е.И.В. ГОСУДАРЯ  ИМПЕРАТОРА  Николая II. 

4 февраля 1914 года Князь В.А. Долгоруков, будучи уже в чине Генерал-Майора по Гвардейской Кавалерии принимает под своё командование 1-ю Бригаду 1-й Гвардейской Кавалерийской дивизии.

С началом Первой Мировой войны он состоит при Ставке Верховного Главнокомандующего как Генерал-Майор Свиты Е.И.В., сначала в качестве Помощника Гофмаршала Министерства ИМПЕРАТОРСКОГО Двора и Уделов, а затем и Гофмаршала.

После отъезда Государя из Могилева и Его дальнейшего следования  в Царское Село, Князь В.А. Долгоруков был единственным человеком, с кем Он изредка общался в пути следования. И надо сказать, что их взаимоотношения строились, отнюдь, не из-за приближенности Князя к Государю по службе или каких-то его верноподданнических проявлений. Просто личные качества Князя В.А. Долгорукова были очень близки настроениям и натуре самого Государя, подобно ему отличавшегося исключительной личной скромностью и честностью.

И примером тому – цитата из книги М.К. Дитерихса, которой, со ссылкой на показания Коменданта Александровского Царскосельского Дворца Полковника Е.С. Кобылинского, ставит в пример поведение Князя В.А. Долгорукова после прибытия Императорского поезда в Царское Село:

 

«Я не могу забыть одного явления, которое я наблюдал в то время; в поезде с Государем ехало много лиц Свиты. Когда Государь вышел из вагона, эти лица посыпались на перрон и стали быстро-быстро разбегаться в разные стороны, озираясь по сторонам, видимые проникнутые чувство страха, что их узнают. Прекрасно помню, как удирал тогда начальник походной канцелярии Императора генерал-майор Нарышкин и. кажется, командир железнодорожного батальона генерал-майор Цабель. Сцена эта была некрасива».            

 

Выйдя из вагона, Государь сел в автомобиль вместе с оставшимся верным долгу и дружбе Князем В.А. Долгоруковым, который объявил себя добровольно арестованным.

Вместе с отречением Государя закатилась и звезда Российской Империи, которая отметила  Князя В.А. Долгорукова за его беспорочную службу на протяжении, без малого, тридцати лет, следующими орденами:

 

– Орденом Св. Анны 3-й степени (1904);

– Орденом Св. Анны 2-й степени (1906);

– Орденом Св. Владимира 3-й степени (1911);

– Орденом Св. Станислава 1-й степени (22.03. 1915)

 

Все время заточения Царской Семьи в Александровском Дворце, вместе с ней находился и Князь В.А. Долгоруков (или просто «Валя», как называл его Государь в узком семейном кругу).

 

В это нелегкое для Царской Семьи время, верный «Валя» был всегда рядом со своим Государем. В связи с этим, одна из ближайших подруг Государыни – А.А. Вырубова писала:

 

«Я никогда не забуду того, что увидела в окно. В саду стоял Царь Всея Руси и с ним преданный друг Его, Князь Долгоруков. Их окружали шесть солдат, вернее, шесть вооружённых хулиганов, которые толкали Государя, то кулаками, то прикладами, приказывая: «Туда нельзя ходить,господин полковник, вернитесь, вам говорят!» Государь совершенно спокойно на них посмотрел и вернулся во дворец».    

 

А когда Министр-Председатель А.Ф. Керенский объявил Августейшим Узникам, что Они будут направлены в «тобольскую ссылку», Князь В.А. Долгоруков без промедления изъявил желание последовать за своим Государем.

«Гулял и работал с Валей» – почти рефрен в письмах и дневнике Государя. И в своих дневниковых записях, сделанных в Тобольске, Государь также не обходит вниманием Князя В.А. Долгорукова, ставшего для него ещё более близким человеком.

 

17 декабря [1917 года] (…) Гуляли долго, дети, как всегда, возились отчаянно с В. Долгор.[уковым] и mr. Gillard».

 

Упоминает его, как наиболее близкого Ей человека и Государыня. Так в письме к А.А. Вырубовой за  8 декабря этого же года Она пишет: «Только Жилику (П. Жильяру) и Вале твои снимки показала, дамам не хотелось, слишком твое лицо мне дорого и свято».

 

Находясь в Тобольске, Князь Василий Долгоруков даже в своих кратких посланиях к матери сопереживал за ставшую ему столь близкой Царскую Семью:

 

«Дорогая Мама, Она (Царская Семья) часто подавлена, но настроение хорошее и соответствует роли, которую она должна играть – спокойна. Достойно, естественно принимает новости и события. Он (Государь) всё тот же, страдает морально, высказывается откровенно и умеет сохранить своё обаяние и приветливость.

Любящий Валя. Счастливого Рождества!» (Декабрь 1917 года)

 

Новый 1918 год принёс новый поворот в судьбу, теперь уже опального царедворца. За упразднением Гофмаршальской Части на основании Приказа Народного Комиссара Имуществ В.А. Карелина от 15 января 1918 года, Князь В.А. Долгоруков был уволен со службы…

Однако это обстоятельство нисколько не повлияло на дальнейшее отношение «Вали» к Августейшей Семье, к которой он был привязан всей душой. Однако свою особую любовь он питал к Государю, в котором видел не только бывшего Самодержца, но и своего личного друга. А посему он, как никто другой из Его ближайшего окружения сочувствовал всей душой своему Государю в горе, постигшем не только Его, но вместе с ним и всю Россию.

Будь на то Господня Воля, Князь В.А. Долгоруков, вероятнее всего, без тени сомнения отдал бы за Него жизнь в честном и открытом поединке. Но тогда ему – блестящему вельможе приходилось вести этот поединок с самим собой. Ибо свое смирение он постигал не годами с азов, а как бы сразу перешагнул границу в другой новый и жестокий мир, который в течение какого-то месяца навсегда отделил его смерчем революционных событий от того, привычного, который еще вчера казался таким прочным и незыблемым.

Незадолго до того, как покинуть Тобольск (6/19 марта 1918 г.) он вновь писал Матери:

 

«Дорогая Мама, Семья чувствует себя хорошо. Они занимаются тем, что пилят дрова во дворе. Она (Государыня. – Ю.Ж.) выходит очень мало, так как не выносит холода. У маленького Алексея время от времени болит нога. Это наступает и проходит. Он очень мил, но по-моему, честолюбив и властен как его Мать.

Семья очень сплочённая и дружная. Досаждает солдатский комитет. То приказали разрушить горку, сделанную для нас во дворе. То запрещают ходить в церковь. Еда сведена к минимуму. Ни кофе, ни масла. Полфунта сахара в месяц. На завтрак суп и одно блюдо. На обед два блюда (без супа).

Твой Валя»    

 

И, конечно же, когда встал вопрос об отъезде из этого города в неизвестность, верный «Валя», с согласия Государя, взялся сопровождать Его в дороге, взяв с собой для «надежности» коробку с двумя… дуэльными пистолетами. (Впоследствии именно эти старинные пистолеты и наличие принадлежавшей Царской Семье крупной суммы денег в 80 тысяч рублей послужат формальной причиной для его ареста и заточения в тюрьму.) А каким-либо уговорам и предостережениям о том, что деньги и оружие могут быть поняты большевиками, не иначе как «вещественными доказательствами существующего монархического заговора», он не внял.

По прибытии в Екатеринбург 30 (17) апреля 1918 года и доставке Царской Семьи и  прибывших вместе с ней слуг к дому Ипатьева, Князю В.А. Долгорукову было объявлено о том, что он будет помещен в тюрьму. (В настоящее время в Государственном архиве Российской Федерации и Российском государственном архиве современной политической истории хранятся некоторые документы, проливающие свет на дальнейшую судьбу Князя В.А. Долгорукова)   

Первый из них – Постановление, подписанноеПредседателем Президиума Исполкома Уральского Областного Совета А.Г. Белобородова от 30 апреля 1918 года в котором дословно говорится нижеследующее: 


Постановление.jpg                                                                                  «30 апреля.

1918 года апреля 30 дня я, Председатель Уральского Обл.[астного] Исп.[олнительного] К- [омите] та Сов.[ета] Раб.[очих], Кр.[естьянских] и Солд.[атских] Депутатов, постановил:

В целях охраны общественной безопасности арестовать Василия Александровича Долгорукова (бывш. князя), сопровождавшего бывшего царя из Тобольска.

Копию настоящего удостоверения препроводить комиссару.

        [Председатель областного Совета А. Белобородов].

 

Будучи помещенным в тюрьму, Князь В.А. Долгоруков сразу же выразил свой протест по поводу имевшего места произвола, написав на имя Облсовета заявление следующего содержания:

 

«(…) Сего числа, прибыв в Екатеринбург, меня арестовали и посадили в тюрьму № 2 . Ввиду того, что мне не предъявлено никакого обвинения, я прошу меня освободить и дать возможность поехать к                                                                                         больной матери в Петроград». 

 

В этот же день он написал письмо в Петроград на имя своего родного брата Павла:

 

«Вторник 30 апреля

 Дорогой мой Павел!

Сегодня приехал в Екатеринбург, после ужасной утомительной дороги в тарантайке 270 вер. Ехали 2 дня, и я очень разбит. Нас очень торопили, не знаю почему. Но это еще ничего. Приехав сюда, меня безо всякого допроса и обвинения арестовали и посадили в тюрьму. Сижу, и не знаю, за что арестовали. Я написал заявление в Областной Совет, прося меня освободить и разрешить выехать к больной маме в Петроград. Всею душой, надеюсь скоро вас повидать и обнять. Больную маму не пугай моим арестом, она стара и надо ее беречь. Скажи ей о том, что Бог даст, я ее скоро увижу.

Душевно Вас обнимаю. Христос Воскрес».

 

3 мая 1918 года в ответ на присланную в Екатеринбург телеграмму Председателя ВЦИК  Я.М. Свердлова, предлагавшего «…содержать Николая самым строгим порядком», полетела ответная, в которой А.Г. Белобородов докладывал о произведенных арестах, а также откровенно врал, донося наверх о несуществующем заговоре: «Князь Долгоруков и епископ Гермоген нами арестованы, никаких заявлений и жалоб ихних ходатаев не удовлетворяйте. Из изъятых у Долгорукова бумаг видно, что существовал план бегства». 

По прошествии нескольких дней, «гражданину В.А. Долгорукову» все же  было предъявлено обвинение в подготовке побега Царской Семьи из Тобольска, а также в незаконном хранении оружия. (В ходе следствия, упомянутые выше дуэльные пистолеты уже стали фигурировать в виде двух револьверов Нагана, якобы, купленных Князем у охраны в Тобольске!) 

Скорее всего, не ранее 3 мая 1918 года он писал:

 

(…) 30 апреля я был препровожден в тюрьму без всяких объяснений. 3 мая за Вашей подписью  получил уведомление, что арестован на основании общественной безопасности. Из этого я не могу понять свою вину. Но (так!) допустим, что мною (так!) опасаются, хотя  я даже в прежние времена был далек от политики. Я человек больной, у меня наступила почечная колика, страдаю ужасно, весь организм расшатан. Не найдете ли Вы возможным перевести меня в дом на Верх-Вознесенской улице (Вознесенском проспекте. – Ю.Ж.), где я мог бы пользоваться советами доктора Боткина и вместе с тем был бы под наблюдением охраны. Был бы чрезвычайно Вам признателен. Во имя человеколюбия не откажите это исполнить…

                                                           С совершенным почтением гражд.[анин]  В. Долгоруков.

 

Следует также отметить, что заточение Князя В.А. Долгорукова в тюрьму произошло не только по инициативе уральских властителей. Еще в то время когда Царская Семья и Их верные слуги находились в Тобольске, верховные большевистские вожди уже заранее знали о том, какая участь будет в дальнейшем уготована каждому из них.

 

Так в Протоколе № 3 заседания Президиума ВЦИК от 1 апреля 1918 года предписывалось: «Усилить надзор над арестованными, а граждан Долгорукова, Татищева и Гендрикова (правильно - А.В. Гендрикову) считать арестованными и, впредь до особого распоряжения, предложить учителю английского языка (С.И. Гиббсу) или жить вместе с арестованными или же прекратить сношения с ними».

 

А, кроме того, этим же постановлением предусматривалось «…в случае возможности немедленно перевести всех арестованных в Москву».

Но не прошло и недели, как Президиум ВЦИК изменяет прежнее решение и в своем очередном постановлении от 6 апреля вновь возвращается к этому вопросу, резюмируя: «В дополнение к ранее принятому постановлению  поручить т. Свердлову снестись по прямому проводу с Екатеринбургом и Омском о назначении подкрепления отряду, охранявшему Николая Романова, и о переводе всех арестованных на Урал. Сообщить СНК о настоящем постановлении и просить о срочном исполнении…» Таким образом, будучи, что называется, в курсе этого постановления, вождями Красного Урала также заранее была предопределена участь каждого лица из окружения Царской Семьи. Обвинение же князя В.А. Долгорукова в какой-либо подготовке побега, целиком и полностью было вымышленным и абсолютно беспочвенным.   

Будучи оторванным от Царской Семьи, Князь В.А. Долгоруков неоднократно обращался и к Вице-Консулу Великобритании  Томасу Гильдебранту Престону, дипломатическая приёмная которого ещё продолжала свою работу в Екатеринбурге в описываемое время, наряду с прочими международными дипломатическими и иными структурами других стран. Так вот этот самый Т.Г. Престон, по прошествии многих лет – 22 января 1960 года, дал под присягой нижеследующие показания:

 

«… Долгоруков, который приехал вместе с первой группой узников в апреле, был тотчас брошен в тюрьму, а затем расстрелян. Я получил от него несколько посланий, написанных карандашом, в которых он умолял меня вступиться за Императорскую семью. Чтобы не компрометировать его, я ему ни разу не ответил, но он, по-видимому, знал, что я ежедневно делал представления Уральскому Совету , чтобы помочь Царю и его семье».

 

Надо сказать, что даже, будучи приведённым к присяге, Т.Г. Престон, мягко говоря, лукавил. Ибо в том положении, в каком находился тогда Князь В.А. Долгоруков,  скомпрометировать его ещё более, было просто невозможно…  Да и к тому же, откуда он мог знать об этих, так называемых, «представлениях» в Уралсовет, ни одно из которых, кстати говоря, не было представлено уральцами центральной власти? Посему возникает мысль, что таковых попросту не было. А если всё же и были, то только сказанные в устной форме, а слова, как известно, к делу не подошьёшь! Ибо, как в таком случае объяснить тот факт, что эти самые «представления» не были представлены центральной власти в качестве очередных вещественных доказательств «мирового контрреволюционного заговора, непосредственно указывающего на связи Царской Семьи с представителями Антанты»?  

О том, как протекали, похожие друг на друга  дни содержания под стражей ближайшего соверена Государя, почти ничего не известно. Однако кое-какой свет на это проливают воспоминания бывшего Министра-Председателя Временного Правительства Князя Г.Е. Львова, который впоследствии вспоминал о том, как Князь В.А. Долгоруков работал на тюремном огороде. (Этот огород всего в четыре грядки, обустроенный по инициативе Князя Г.Е. Львова, при поддержке тюремной администрации, возделывался руками арестантов.)

Небольшую часть своих «Личных записок» посвятил опальному Князю и бывший сотрудник Уральской Областной ЧК А.Г. Кабанов:

 

«Свиту бывшего царя в составе князей – Львова, Голицина, Долгорукова и графа Татищева и двух поваров поместили в дом предварительного заключения, начальником которого назначили моего старшего брата Михаила, а комиссаром – моего младшего  брата, тоже Михаила.

Львова, Голицина и Татищева поместили в большую комнату, каждому предоставили хорошие кровати с мягкими матрацами, с новым постельным бельем, новые шерстяные одеяла, а Долгоруков, по настоятельной просьбе Голицина (Голицына. – Ю.Ж.), Львова, Татищева был помещен в одиночную камеру. При этом, обращаясь к моему брату Михаилу-старшему, указывая пальцем на Долгорукова, Татищев сказал:

– Уберите от нас этого дурака, мы с ним в одной комнате находиться не можем.

Жена брата Михаила – деревенская неграмотная женщина – готовила для свиты царя пищу. Я часто приходил к брату и обедал с княжеской кухни. Однажды Долгоруков попросил со мной свидания. Когда я зашел к нему в камеру, он попросил меня поискать его чемодан с бельем, который по его словам, пропал во время дороги. При этом Долгоруков сказал:

– Я единственный остался потомок Рюриковых. (Рюриковичей. – Ю.Ж.).

Когда он сказал эти слова, я невольно подумал, что он рассуждает так: дом Романовых обанкротился, управлять страной некому, а его, как потомка Рюриковых (Рюриковичей – Ю.Ж..), обязательно посадят на российский престол. Вероятно, за такие его рассуждения остальные члены царской свиты считали его дураком, и с ним находиться вместе не желали.

 

Ознакомившись с этим отрывком, нетрудно заметить, что в нём, наряду с истиной, имеются некоторые несоответствия, допущенные А.Г.Кабановым по прошествии лет. А еще он интересен хотя бы тем, что даже по прошествии почти сорока лет, этот палач-недоучка с незаконченным низшим образованием выставляет себя в роли «политически грамотного пролетария», а образованнейшего Князя из рода Рюриковичей – этаким дураком!

Так вот, обращаясь к данному отрывку из воспоминаний А.Г. Кабанова, следует сразу же отметить, что бывш. Министр-Председатель Временного Правительства Князь Г.Е. Львов, а также арестованные вместе с ним тюменские земские деятели – Князь А.В. Голицын и Н.С. Лопухин никогда не состояли в свите Государя. А будучи арестованными, первое время,  содержались в Екатеринбургском Исправительном Доме. (Бывш.  Екатеринбургская городская тюрьма, получившая в быту при власти большевиков наименование – Тюрьма № 1).  (Там Князь Г.Е. Львов впервые встретился с Князем В.А. Долгоруковым.)

Через некоторое время, всех арестованных вместе с Князем Г.Е. Львовым лиц перевели в так называемую Тюрьму № 2, располагавшуюся на втором этаже бывшей «Американской гостиницы», в здание которой в июне 1918 года переехала Уральская Областная ЧК. (В бывших гостиничных номерах чекисты содержали наиболее важных арестованных, в число которых и попали означенные лица.)

Следствие по их делу вёл лично Председатель Исполкома Екатеринбургского Горсовете С.Е. Чуцкаев, в своё время являющийся одним из членов «Чрезвычайной тройки» по переводу Царской Семьи из Тобольска в Екатеринбург в апреле 1918 года. А так как к тому времени С.Е. Чуцкаев получил распоряжение центральных властей об ускорении оного (кстати говоря, С.Е. Чуцкаев занимал в означенной гостинице одну из комнат первого этажа), то он, экономя время на конвоировании арестованных, допрашивал их непосредственно в стенах этого здания.

(Впоследствии, все они были отпущены на свободу за отсутствием доказательств какой-либо их вины, по указанию всё той же центральной власти. Причина же, столь нестандартного по тем временам решения, заключалась, отнюдь, не в милосердии таковой, а в слишком большой значимости личности бывш. Министра-Председателя Временного Правительства Князя Г.Е. Львова в глазах мировой общественности, которого попросту нельзя было уничтожить, как «простого  контрреволюционера».) 

Вероятнее всего, вместе с арестованными по делу «бывш. князя» лицами, в Тюрьму № 2 был переведён и Князь В.А. Долгоруков, что, собственно говоря, подтверждается приведенным выше отрывком из воспоминаний А.Г. Кабанова и письменным заявлением нашего героя, текст которого будет приведён немногим ниже.

10/23 мая 1918 года в Екатеринбург были доставлены Августейшие Дети и пожелавшие сопровождать их верные слуги. Почти сразу же от группы прибывших были отделены Граф И.Л. Татищев, Графиня А.В. Гендрикова, Е.А. Шнейдер и А.А. Волков, которые были помещены в  Екатеринбургский Исправительный Дом (Тюрьму № 1). И не просто в тюрьму, а в её особое «Секретное Отделение», из которого при большевиках, как правило, не выходили на волю…

Так что предположение некоторых авторов о том, что Князь В.А. Долгоруков и Граф И.Л. Татищев содержались в одной камере, не соответствует действительности.

  Свое последнее обращение в Уральский Совдеп Князь В.А. Долгоруков, сильно страдающий от почечных колик, написал 18 мая 1918 года:

 

«В Областной Совет.

Ввиду моего болезненного состояния, покорно прошу перевести меня из тюрьмы № 2 в дом Ипатьева, что на Вознесенском проспекте, дабы я мог пользоваться лечением у доктора Боткина наравне с другими.

                            Гражд. Долгоруков».

 

Ответом, как и прежде, было молчание.

О трагическом конце жизненного пути Князя В.А. Долгорукова было многие годы было известно лишь из книги воспоминаний Пьера Жильяра «Трагическая судьба Николая IIи Его Семьи», в которой т от сообщал, что:

 

«Несколько дней после взятия Екатеринбурга, во время приведения в порядок города и погребения убитых, неподалёку от тюрьмы подняли два трупа. На одном из них нашли расписку в получении 80.000 рублей на имя гражданина Долгорукова и, по описанию свидетелей, очень вероятно, что это было тело князя Долгорукова. Что касается другого, есть все основания думать, что оно было телом генерала Татищева». 

 

И, наверное, об обстоятельствах трагической гибели ближайшего друга Государя, так не было бы ничего известно, если бы не одно обстоятельство.

В личном архиве сына бывш. чекиста М.А. Медведева (Кудрина) - историка-архивиста М.М. Медведева хранится небольшая рукопись, датированная 18 декабря 1957 года и написанная рукой М.М. Медведева. (В этот день в квартире М.А. Медведева /Кудрина/ собрались его старые боевые товарищи по «революционной борьбе на Урале»: бывшие чекисты Григорий Никулин, Исай Родзинский а также одна из основательниц Социалистического Союза Рабочей Молодежи Урала – бывшая партийная функционерка Римма Юровская, к тому времени только недавно освободившаяся из сталинских лагерей, отбыв там почти 20-летнее наказание.) Собравшиеся в гостеприимном доме, не без гордости вспоминали былые дни, а М.М. Медведев, памятуя важность их рассказов с точки зрения советской историографической науки, записывал за ними все услышанное.

Таким образом, на свет появился бесценный исторический документ, вобравший в себя краткие воспоминания этих трех человек. И случится же такому, что Г.П. Никулин решил поведать присутствующим о том, как он и его дружок Валька Сахаров (кстати, впоследствии расстрелянный своими же товарищами за самоуправство и грабежи) убивали Князя В.А. Долгорукова и Графа И.Л. Татищева. И хотя текст этого отрывка весьма краток он, тем не менее, приоткрывает завесу тайны над последними минутами жизни этих замечательных сынов своего Отечества.

К тому же из него стало доподлинно известно, имя человека, отдавшего приказ на физическое устранение упомянутых лиц, коим оказался Председатель Екатеринбургской ЧК Иван Александрович Бобылев., (Которого Г.П. Никулин ошибочно называет «Николаем».)

Итак, предоставим слово непосредственно самому убийце:

     

«Когда в мае 1918 года царя Николая II  привезли в Екатеринбург, из его свиты были арестованы гофмейстер Татищев и князь Василий Долгоруков. Вызывает меня с Валькой Сахаровым председатель Екатеринбургской ЧК Николай Бобылёв и говорит нам, улыбаясь (улыбка у него была, очень уж симпатичная и он всегда улыбался): «Берите вы из арестного дома Татищева и Долгорукова и вот вам задание – отвезти их в ссылку. На лошадях довезете до разъезда и посадите их в поезд».

Мы стоим и хлопаем глазами, ничего не понимаем: в какую ссылку? А Бобылёв все улыбается, потом после разговора наклоняется к нам и шепчет: «Вывезите за город и там… обоих!»

Взяли мы извозчиков из ЧК, Валька Сахаров сел в повозку с Татищевым, я – с князем Долгоруковым. Взяли все их чемоданы и говорим: «Повезем вас в ссылку, на разъезде сядете в поезд». Едем. Теплая майская ночь, полная луна – довольно светло. Выехали на окраину Екатеринбурга, кругом какие-то лачуги. Телеграфные столбы стоят, почему-то посредине дороги и случилось тут, что задел кучер оглоблей или гужем за столб и лошадь распряглась. Валька, едущий передо мной, ускакал, а я кричать ему не решился – еще разбудишь кого, хотя в ту ночь [хоть] из пушек пали – все одно, ни одна душа из домов бы не появилась. Стоим посреди дороги. Ни души. Кучер не может понять, что же порвалось в упряжи. Что же делать, думаю я? Говорю князю Долгорукову: «Придется идти пешком. Тут недалеко…» Он охотно соглашается, беру его чемодан, идем…

Дошли до леса. На счастье вижу тропинку, и между деревьями огонек мерцает: «Вон и разъезд виден», – говорю Долгорукову. Дорогой он все порывался нести свой чемодан, тут уже я с удовольствием вручил ему ношу и иду за князем. Вошли в лес. Ну, думаю, пора действовать! Отступил на шаг, стреляю ему в затылок и обомлел: никогда я не видел, чтобы так падал расстрелянный человек – свалился как куль с сеном, мгновенно без крика, без стона. Лежит на земле, а я думаю: вот, подойду к нему, а он жив – схватит меня за ноги и пойдет борьба. Осторожно подошел к нему и издали беру его руку – она как плеть. Кажется, мертв. А теперь что с ним делать? Оставить князя на тропинке нельзя, закопать его – нечем! Вышел обратно на дорогу – как раз едет Валька обратно в коляске: увидел меня (я руку поднял) – стрелять хотел.

– Стой, кричу, – не стреляй!  Вот у меня дело какое: что делать с князем?»

– Да, тебе повезло! Мой Татищев мне всю коляску кровью запачкал. Я его сперва-то не убил, ранил только, так он боролся со мной в коляске, еле прикончил его.

Пошли мы в лес, раздели князя догола – и правильно сделали, когда рассмотрели одежду в городе, оказалось что все белье имеет метки с вензелем – инициалами. Труп бросили в лесу. Но начальник тюрьмы (потом он бежал к белым) как-то вскоре мне говорит: «А помните князя Долгорукова? Его в лесу убитым нашли: это не ваша работа?» Как-то все-таки узнали об этом».

 

Таким образом, из рассказа Г.П. Никулина следует, что труп Князя В.А. Долгорукова был раздет догола, а значит он не мог быть тем самым трупом, о котором упоминал П. Жильяр. То же самое можно сказать и о другом найденном трупе, в отношении которого верный слуга Государев сделал предположение, что он является «телом генерала Татищева». (Об этом подробнее будет рассказано в части, посвященной Графу И.Л. Татищеву.)

Однако, как бы там не было в действительности, сейчас уже не играет особой роли тот факт, в соответствии с которым, те или не те тела предали земле. Ясно другое.                  

Для Князя В.А. Долгорукого один раз присягнувшего на верность Государю и Отечеству, слова Воинской Присяги, – «Обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом пред Святым Его Евангелием в том, что хочу и должен Его Императорскому  Величеству, Великому Государю Николаю Александровичу верно и нелицемерно служить (…) и во всем споспешествовать, что Его Императорского Величества  верной службе касаться может...», – не были пустыми. И именно поэтому он – Князь В.А. Долгоруков-1-й из рода Рюриковичей, как верный сын Отечества и Престола,  был готов защищать своего Государя до последний капли крови.

 

И поэтому, отнюдь не случайно, Собор РПЦЗ в ноябре 1981 года причислил Князя В.А. Долгорукова -1-го к лику Святых Новомучеников Российских от власти безбожной пострадавших и нарек его именем Св. Мученик Воин Василий.