На сегодняшний день о Камер-Юнгфере А.С. Демидовой стало известно немногим больше, благодаря газетным и журнальным публикациям последних лет.

Анна Степановна (Стефановна) Демидова  родилась 14 января 1878 года в Череповце.

Ее дед – мещанин Александр Андреевич Демидов состоял в должности первого Директора Череповецкого Общественного Банка.

Отец Анны Демидовой – Степан (Стефан) Александрович Демидов – человек, пользующийся в городе большим уважением,  был Гласным и Казначеем Череповецкой Городской Думы, а также Череповецкого Уездного Собрания. Мать – Мария Ефимовна – домашняя хозяйка.

Семья Демидовых владела землей, недвижимостью в виде двух двухэтажных каменных зданий с тремя квартирами и торговыми заведениями: магазином колбас, готового платья и ювелирной лавкой. В двухэтажном же деревянном флигеле располагалась слесарная мастерская. Имелись также и надворные постройки.  

Но, пожалуй, самым важным делом жизни Степана Александровича была его служба в Правлении Череповецкого Общества взаимного от огня страхования, в котором он состоял в должности председателя. И, надо сказать, что в этом деле он немало преуспел.

Так, благодаря его усердию, город Череповец, как писалось в отчетах, «… по своей горимости» относился «… к группе самых счастливых городов России». Ибо в городе, где большинство домов были деревянными, сия проблема имело первостепенное значение.

У Анны или Нюты, как ее звали родные, было два брата – Александр и Степан, а также младшая сестра Елизавета 1883 года рождения.

Всем своим детям С.А.Демидов дал прекрасное образование.

Брат С.С. Демидов занимался меценатской деятельностью, состоя одним из учредителей Череповецкого Дома Трудолюбия, ежегодно внося деньги на его развитие, а также на содержание находившегося при нем училища и бесплатной столовой для бедных 

      Другой брат – Александр учился в Санкт-Петербурге и, получив диплом инженера, стал работать на Путиловском заводе.

Сама же Анна Демидова вместе с сестрой Елизаветой  (та училась немногим позднее) окончила с отличием Череповецкую Мариинскую женскую гимназию и получила аттестат домашней учительницы истории.

Восьмой – выпускной класс этого учебного заведения был педагогическим, то есть её выпускницы могли преподавать как в городских учебных заведениях, так и работать в сельских школах. По своему статусу, это учебное заведение было всесословным. Но слишком высокая заработная плата за обучение вносила свои «коррективы», не позволяя поступать в него всем желающим.

Затем, по одной из версий, Анна поступила в Ярославский Институт благородных девиц, основанный в 1816 году французом Луи Дювернуа, где на весьма профессиональном уровне преподавались такие предметы, как домоводство, музыка, рисование и рукоделие. Более же серьёзные предметы считались необязательными, а посему не были включены в программу обучения.  

Однако по другим сведениям, которые вызывают больше доверия, Анна Демидова окончила Леушинскою школу при расположенном в Санкт-Петербурге  женском Иоанно-Предтеченском монастыре, основанную его настоятельницей – игуменьей Таисией. Здесь, также как и в Ярославском Институте благородных девиц, наряду с прочими дисциплинами,  также очень серьезно было поставлено дело обучения подобных прикладных дисциплин – рисования, рукоделия и пр. к которым, правда, прибавилась ещё и иконопись.

Обучаясь в этом учебном заведении, А.С. Демидова быстро становится одной из лучших учениц, а на периодически проводимых выставках ученических работ воспитанниц этого учебного заведения, её работы обычно занимают первые места

Поэтому, по существующему семейному преданию, посещавшая эту выставку Государыня Императрица Александра Фёдоровна, обратила Свое внимание на работу Анны Демидовой, от которой пришла в полный восторг, так как сама занималась рукоделием и знала в нем толк.

Желая видеть лично автора таковых, Она встретилась с Анной, а поговорив с ней, почти сразу же предложила ей, как выпускнице, место Камер-Юнгферы.

Однако, как бы там ни было, но в штат Гофмаршальской Части  А.С. Демидова была зачислена 13 января 1898 года и «…определена  к комнатам Е.И.В. ГОСУДАРЫНИ  ИМПЕРАТРИЦЫ  Александры Федоровны».

Должность Камер-Юнгферы комнатных девушек обязывала ко многому. В соответствии с программой очередного дня Государыня сама составляла список вещей, которые она предполагала надеть на следующий день. А так называемые комнатные девушки тщательно готовили эту одежду, выкладывая её в гардеробной Императрицы, которая располагалась в комнате № 1 антресольного этажа Александровского Дворца. В этой комнате, в десятках дубовых шкафов хранились многочисленные платья и костюмы Государыни, сшитые в мастерских Торгового дома «А. Бризак», а также известными в то время частными модельерами Н.П. Ламановой,  О.Н. Бульбенковой (фирма М-mе Оlga) и др. В шкафах, выполненных из ясеня, располагавшихся на площадке деревянной лестницы, хранились зонты, веера и шляпы Государыни, в том числе изготовленные в мастерской Поставщика Двора Его ИМПЕРАТОРСКОГО Величества Э. Бертрана. В распоряжении этой прислуги имелись гладильные доски, и даже электроутюги – одно чудес технического прогресса конца XIX века.

Однако главным делом Анны Демидовой было обучение Великих Княжон шитью, вышиванию, вязанию и прочему рукодельному мастерству.

Элегантная и образованная Анна Демидова, прекрасно музицирующая на фортепиано и знавшая несколько иностранных языков, поселилась в  одной из комнат в Александровском Дворце. А её ближайшей подругой на протяжении многих лет, стала Камер-Юнгфера при Комнатах Августейших Детей ИХ  ИМПЕРАТОРСКИХ  ВЕЛИЧЕСТВ Елизавета Николаевна Эрсберг.  

      По заведенному в то время порядку, весь штат дворцовой прислуги получал вполне приличное жалование, а состоящие в нем лица могли приглашать к себе в гости родственников, которых принимали и размещали в помещении Царскосельского Лицея. (Именно благодаря этому обстоятельству, рядом с Анной на протяжении нескольких лет, проживала ее родная сестра Елизавета, содержание и проживание которой полностью осуществлялось за счёт Анны.)

      В один из своих приездов в Царское Село, Елизавета Демидова познакомилась с молодым Прапорщиком Фёдором Михайловичем Юткиным, проходившем в то время службу в располагавшейся Ораниенбауме Офицерской Стрелковой Школе. В феврале 1910 года они обвенчались на родине невесты, в сохранившемся до настоящего дня Воскресенском соборе, стоящем на берегу Шексны. Уже на следующий год в их семье родился первенец – дочь Ия, а ещё через год – сын Алексей.   

В отличие от своей сестры, Анна не могла до конца обустроить свою личную жизнь. Ибо для всех комнатных девушек имелось одно непременное условие: все они должны были быть девицами.  Выходившие же замуж, получали расчет.

Нюта Демидова (так ее стала называть и Государыня) была чрезвычайно привязана к Царской Семье. Но свою особую, нерастраченную материнскую любовь она проявляла к младшей Дочери Августейшей Четы – Великой Княжне Анастасии Николаевне, участие в воспитании которой она принимала с самого раннего ее детства.

Великая Княжна платила ей тем же, свидетельством чему, чудом сохранившаяся в семейном архиве, ныне проживающих в Череповце родственников Анны почтовая карточка  у родственников Анны почтовая карточка с изображением мадонны, отправленная из Парижа в 1906 году:

«Дорогая Нюта! Поздравляю тебя с праздниками и желаю провести их по возможности с веселием. Хотя пишу немного поздно, но лучше поздно, чем никогда. АНАСТАСИЯ»

За свою долголетнюю и беспорочную службу Царской Семье А.С. Демидовой и всем ее родственникам было пожаловано Потомственное Дворянство.

Годы спустя, старая няня Алексея – сына Е.С. Демидовой как-то спросила его уже повзрослевшую дочь Нину:

 – Ты знаешь что-нибудь о другой своей бабушке Анне Демидовой?  Нет?!  А я помню, как она приезжала в Череповец в 1907 году. Народ её встречал. Стояли вдоль дороги от вокзала до самого дома…

 Однако судьбе было угодно распорядиться так, что это была её последняя поездка в свой родной город…

За несколько лет до начала Первой мировой войны, Анна Демидова некоторое встречалась с инженером-путейцем Николаем Николаевичем Эрсберг – родным братом Е.Н. Эрсберг. Но слух об их романе быстро распространился среди служителей Высочайшего Двора, которые, чуть ли не открыто, стали поговаривать об их скорой свадьбе. Однако из-за привязанности к Царской Семье и принципиальном нежелании Нюты менять ставший столь привычным для нее жизненный уклад, их брак не состоялся.

21 февраля 1913 года А.С. Демидова в числе прочих многочисленных слуг была награждена Светло-бронзовой медалью «В память 300-летия Российского Императорского Дома Романовых».

      На протяжении всей своей службы при Высочайшем Дворе, Анна Демидова всегда находила время для того, что черкнуть, хотя бы пару строк сестре и другим близким родственникам, жизнь и судьба которых волновала её, даже в самых мелочах… И примером сему – ещё одна сохранившая открытка, отправленная ей из Москвы в Череповец в декабре 1914 года:

«Милая сестра! Как ты себя чувствуешь? Где и что твой муж? Не получил ли к 6-му производства? Я сижу одна в Москве, 13-го буду в Царском. Что твои ребятишки? Я вчера их видела во сне. Очень бы хотелось посмотреть на всех вас… Нюта».

Сразу же после начала Февральской Смуты 1917 года, А.С. Демидова, в числе немногочисленной верной прислуги, продолжала оставаться в Александровском Дворце, откуда вскоре переслала в Череповец своей сестре Елизавете кое-что из личных и носильных вещей, а также альбомы с фотографиями, которые до сих пор хранятся в личном архиве ее внучатой племянницы Нины Алексеевны Демидовой.

А когда встал вопрос об отправке Царской Семьи в Великобританию, Анна Демидова сообщила своей сестре, что ни за что туда не поедет, а лишь проводит Ее до Романова на Мурмане.

Но этого не случилось. Романовы вместо берегов туманного Альбиона были сосланы в  далекий сибирский город Тобольск.

Как и большинство слуг, А.С. Демидова была уволена со службы за Упразднением Гофмаршальской Части на основании Приказа Народного Комиссара Имуществ В.А. Карелина от 15 января 1918 года с назначением ей постоянного пособия в сумме 150 рублей в год в соответствии с Отношением Административного Отдела Н.К.И.  Р.С.Ф.С.Р. за № 3485.

Проживая дневнику, который А.С. Демидова вела с относительной регулярностью во время переезда из Царского Села в Тобольск и первые дни проживания в этом городе, стали известны многие интересные подробности проживания и быта Царственных Узников:

 «2 августа 1917 года

Итак, наш отъезд состоялся. В понедельник 31-го шла усиленная укладка вещей (а я всё ещё надеялась, что наш отъезд – неизвестно куда? Не состоится и будет отложен, хотя бы на несколько дней). В понедельник 31 июля в начале 12 часа ночи начали выносить сундуки вниз в круглый зал (туда же выносили людской багаж и кухон­ный). Красивый круглый зал напоминал таможню. Каж­дый должен был следить за своим багажом, чтобы руч­ной багаж не перепутали. В 12 ч. ночи все отъезжающие находились в зале и смотрели, как выносили багаж в сад через балкон, к которому вплотную подходили грузови­ки. О, ужас, шел второй час, а багаж не уменьшался, и мы видели, что раньше 3-х часов не перенесут всего (а по­езд должен отойти в час!). Наконец все перевезли, но тут стали говорить, что наш поезд не вышел еще из Петер­бурга, и никто не знал почему. В 12 часов приехал Керен­ский с Михаилом Александровичем и через 10 минут уехал. Началось томление, все устали, ходили сонные как мухи, и никто ничего не понимал. Стали думать, что, по­жалуй, сегодня отъезд не состоится. Захотели чай. При­несли чай и все накинулись на него с жадностью. Нако­нец по уголкам на креслах и на диванах многие задрема­ли, и одна заснула и скатилась со стула.

В 5 часов утра 1-го августа приехали и объявили: «Можно ехать». Мы поехали на Александровский вокзал вместо часа в 5 часов. Солнце взошло, но грустная кар­тина была в минуту отъезда. На балконе стояли все люди и с выражением отчаяния провожали нас... Было четыре мотора, я ехала в последнем с Татьяной Николаевной, Марией Николаевной, Анастасией Николаевной и графи­ней Гендриковой. Когда мы уселись в поезд и тронулись, было без 10 минут 6 часов утра. Спать не хотелось боль­ше, нервы были натянуты.

Не раздеваясь, я пролежала до 9 часов утра 1Й-го ав­густа, вымылась и пошла в столовую в 9 ½, где застала Татищева. В час был завтрак с Хозяевами, за исключени­ем Государыни и Алексея Николаевича. Он устал, не спав­ши до 6 часов. Очень вкусный стол (завтрак и обед де­лятся на 3 группы). В 5 часов чай в столовой, кто хочет. Выйти нам не разрешается, и на остановках нужно опус­кать шторы. В 7 ½  была остановка, и мы все пошли гу­лять; собирали голубицу, бруснику (она еще не созрела). День был утомительно жаркий, даже в 8 часов вечера. Обедали в 8 часов и опять 11 человек (без Государыни и Алексея Николаевича). В 10 часов все улеглись, так как предыдущую ночь не спали.

Сегодня, 2-го августа, все уже знают, «куда» мы едем. Тяжело думать о том, куда нас везут. Пока в дороге, мень­ше думаешь о том, как будет дальше, но на душе тяже­лее, как только вспомнишь, как ты далека от родст­венников и увидишь ли их опять и когда?! Я пять месяцев не видела ни разу сестры.

Мы проезжаем поля и леса; много заготовлено дров. Видели много выгоревшего и горящего лесу. Сегодня в 6 часов была остановка в поле, и все выходили гулять. Вошли в лес в сопровождении коменданта, его помощ­ников и охраны, которая нас здорово охраняет с двух сторон. В 8 часов был обед – с тем же составом. (Очень хорошо и разнообразно кормят. Повара –  китайцы, а подают армяне и один осетин.) Мы едем в международных вагонах – очень чистые и удобные.

Четверг, 3-го августа.

Хорошо спала в первый раз после долгого времени. Последние две недели, когда узнала, что нас намерева­ются «куда-то» отправить, жила нервно, мало спала, вол­новалась неизвестностью, куда нас отправят. Это было тяжелое время. Только уже дорогой мы узнали, что мы «на дальний север держим путь», и как подумаешь толь­ко – «Тобольск», сжимается сердце. Сегодня на одной из остановок (конечно, мы не выходили) кто-то на стан­ции спросил нашего вагонного проводника: «Кто едет?» Проводник серьезно ответил: «Американская миссия», так как на поезде надпись – «Американская Миссия Красного Креста». «А отчего же никто не показывается и не выходит из вагонов?» «А потому, что все очень боль­ны, еле живы...».

Выходили гулять в 6 ½ часов, шли вдоль реки Сылва – приток Камы. Красивый вид. Высокая скалистая воз­вышенность, покрытая густым лесом. Ходили час, про­шли к обрыву. В 8 ½,  после обеда, Боткин, Татищев, князь Долгоруков и я играли в вист.

 Пятница, 4-го августа.

Встала в 8 часов, пила кофе в столовой с Татищевым. Проехали станцию Кунгура. До завтрака читали у себя в купе. Завтракали в час. Едем весь день очень тихо, с большими остановками, чтобы приехать в Тюмень в 10 часов вечера. В 4 часа гуляли в поле. Какие бесконечные поля ржи, овса, пшеницы, ячменя; много уже сжато. Местами овес очень низкий, чуть взошел. Но хлебные поля тя­нутся на десятки верст. Приближаемся к Тюмени. Пол­зем почему-то. Стоим в поле без конца. Приехали в 11 часов 15 минут в пятницу вечером в Тюмень. Поезд по­дошел вплотную к пристани на реке Туре, впадающей в Тобол, и мы из вагонов перешли на пароход, довольно примитивный. Никаких удобств. Первое впечатление са­мое безотрадное: особенно было тяжело, что для Хозя­ев ничего не было приготовлено. Все одинаково для всех. Жесткие диваны и ничего больше, даже графинов для воды нет ни в одной каюте. Каюты –  довольно боль­шие комнаты с двумя или одним диваном и весьма не­удобным умывальником. Рассчитано на людей, не при­выкших много умываться. Можно вымыть нос, но до шеи воды не донесешь – мешает кран. Столовая и гостиная приличные. Освещение электрическое. У кого были своя подушка и плед, тот мог прилечь, а то – хоть сиди всю ночь. Прислуга на пароходе – простая женщина и мужи­чок. Начали переносить ручной багаж и стали устраивать постели. Я легла в 3 часа ночи. В это время переносили весь наш тяжелый багаж. Мы отошли от Тюмени в 5 ча­сов утра. Идем по реке Туре, которая впадает в Тобол.

Суббота, 5-го августа.

Почти не спала. Встала в 9 часов утра. Умывальник неудобный, даже мыться, как привыкла, нельзя. По берегу громадные пространства мели, грустный вид. Река Тура очень мелка, местами не более 2-х аршин глубины (ходят только плоскодонные суда), она страш­но извилистая и мы сегодня на повороте ткнулись в берег.

Воскресенье, 6-го августа.

Пишу в 11 часов утра. Ночью вошли в реку Тобол. Тобол шире и глубже. Волна бурая. Берега такие же плос­кие, низкие, такие же оползни. Свежо, проглядывает солн­це. Вдали виден мелкий лес. Мы идем скорее. Сказали, что прибудем в Тобольск сегодня в 8 часов вечера. В 12 ½ был завтрак. В 1 час остановились у небольшого села и стояли до трех часов. Стали укладываться. В 4 ½ был чай с холодной закуской. Прибыли в Тобольск в 6 часов. Князь Долгоруков с Макаровым поехали в губернаторский дом, чтобы распределить комнаты. Через два часа они верну­лись с печальным известием. О, ужас! Дом почти пустой; без стульев, столов, умывальников, без кроватей и т. д. Зимние рамы не  выставлены с лета и грязны, всюду му­сор, стены грязны. Словом, дом совсем не был приготов­лен. Теперь идет чистка, протапливают печи и покупают мебель, которую в Тобольске найти трудно, так как это, скорее, уездный город, где ничего достать нельзя. Ситцу спросили, – говорят, нигде нет.

Даже чернил нельзя дос­тать. Так мы сидим на пароходе, пока не будет все гото­во... Да, это был для нас удар.

Понедельник, 7-го августа.

НаИртыше. Сидим на пароходе. Погода пасмурная, дует холодный ветер с дождем, выглядывает по време­нам солнце. Идет все время разговор, как нам размес­титься, так как в одном доме всем места нет. Нечего делать, все вещи с парохода перевезены в Губернаторс­кий дом, остались с ручным багажом.

Вторник, 8-го августа.

Погода переменная, свежо. Ходили в город, в губер­наторский дом. Все еще грязно, чистка подвигается мед­ленно, мебели мало и самых необходимых вещей нет. Ужасно грустно. В 3 часа поехали по Иртышу прокатить­ся, останавливались у берега и выходили погулять в поле. Вечером князь Долгоруков и я играли в бридж.

Среда, 9-го августа.

И сегодня стоим на Иртыше – все на том же месте: у пристани. Утром ходила в город. Смотрела меховые вещи из оленьей шкуры и валенки. Валенки из оленьей шкуры страшно дорогие, 40 рублей, а меховые пальто с шапкой (в одно) 200 рублей. За все здесь запрашивают неимоверные цены. Уже стали повышать цены на съест­ные припасы, зная, кто сюда приехал.

Четверг, 10 августа.

Сидели весь день дома. В 6 часов дождь перестал, выглянуло солнце. Настенька пошла в город. У Алексея Николаевича заболела рука и ухо; он, бедный, пла­кал. У Великой Княжны Марии Николаевны повышенная температура – 38,6. Она лежит. Жильяр седьмой день в постели. День ужасно тоскливый.

Пятница, 11 августа.

Сегодня чудный солнечный день. Ходила утром с На­стенькой и Долгоруковым в город. Днем в 3 часа двига­лись на пароходе и выходили на берег гулять, – было очень жарко. Я оставалась на пароходе с Ея Величеством, Великой Княжной Марией Николаевной и Алексеем Ни­колаевичем. Настенька днем ходила в город и купила мне бумагу почтовую и чернила.

Суббота, 12 августа.

Сегодня утром в 10 часов князь Долгоруков, На­стенька, Татищев, я, комиссар Макаров ездили смотреть мебель в городе к частным лицам, которые продают.

Воскресенье, 13 августа.

      Утром в 10 часов Татищев, Настенька и я перешли пешком с нашего парохода «Русь» в дом Корнилова. В 10 Vчасов Государь, Наследник, все Великий Княжны перешли, так же пешком, в губернаторский дом, а Госуда­рыня и Великая Княжна Татьяна Николаевна ехали в ко­ляске. Больного Жилика привез Боткин в пролетке. В 12 часов был молебен, пели монашенки. В час все собрались в столовую в Губернаторском доме завтракать. После обеда Их Величества и Великие Княжны перешли в дом Корнилова посмотреть, как мы все помещены. Но наш дом совсем не устроен. Стали немного разбираться, но кроме кровати в первый день ничего не получили. Нашли всего три глиняные чашки, чтобы умываться – во всем доме нет ни умывальников, ни шкафов; только несколько столов и стульев. Говорят, что в доме Корнилова был окруж­ной суд, а в бывшем губернаторском находился Совет ра­бочих и солдатских депутатов. Выехали они за 3 дня до нашего приезда и оставили неимоверную грязь.

Понедельник, 14 августа.

Утром ходили пить кофе в дом №1 (а наш дом №2). Потом пошла по городу, искать чаши для умывальников. Нашла только два глиняных горшка. Купила утюг в гостином доме. Завтракали и обедали все вместе в доме № 1. После завтрака пошли искать чернильницу. После обеда Алексей Николаевич играл в «Крепость» с Государем и остальные играли в игру: собирать семейство.

Вторник, 15 августа.

Сегодня праздник. Успение Богородицы. Была обедница в 11 часов в зале дома №1. Священник очень сим­патичный. После весь день сидела и разбиралась в своих бумагах.

Среда, 16 августа.

Чудная погода весь день. Выходила, утром искала кувшин, был всего один, за который спросили 6 р. Пос­ле завтрака с графиней пошли к памятнику Ермака. Вид с горы очень красивый, виден Иртыш. Спустились с горы по ступенькам, которых сто. Солнце палило, и было страшно жарко подниматься (я думаю, градусов 30).

Четверг, 17 августа.

Погода жаркая. Утром Маша пошла купить ведро. 11осле завтрака я пошла отыскивать красильню. Нашла в частном доме, а не магазине. Все здесь очень примитивно. Нигде решительно нет мощеных улиц. После обеда пришла домой в 11 часов.

Пятница, 18 августа.

Погода теплая. В тени 25 градусов. Утром приехала Маргарита Хитрово. Заходила в наш дом и виделась с Настенькой. После завтрака она опять зашла, принесла конфеты, духи и образочки и вместе с Настенькой по­шла искать себе комнату. Ничего не нашли. Тогда Хитро­во пошла одна на поиски себе комнаты. Вечером при­шел судебный следователь и сделал обыск в принесен­ных ею вещах, но через час вернулся и сказал, что ему необходимо осмотреть и вещи (книги, бумаги и т. д.) гра­фини Гендриковой. Такой осмотр вещей в комнате гра­фини Гендриковой нас всех очень поразил. Хитрово уже больше к нам не пришла, и на другой день,19-го, ее от­правили обратно. Все это очень странно.

 Суббота, 19 августа.

Погода дивная, на солнце 37 градусов.

Воскресенье, 20 августа.

Погода с утра жаркая, днем на солнце 35-36 граду­сов. Была в зале обедница. Ходила в огород, хотела там почистить грядки, но так все заросло, что не стоит при­ниматься. Просидела дома, читала газету. Разбиралась в бумагах.

Понедельник, 21 августа.

Погода такая же, как и вчера. Утром с 11-ти до 1-го часа читала с Алексеем Николаевичем. После завтрака пошла искать красильню.

Вторник, 22 августа.

Погода такая же. Читали с Алексеем в 6 часов в его комнате. После завтрака ходила с Машей, показала ей, где живет прачка.

 Среда, 23 августа.

Погода такая же жаркая. 30 градусов на солнце. Ут­ром в 10 часов в саду читали с Алексеем Николаевичем. Маша одна ходила в красильню и купила мне черной тесь­мы и черн. бубош. для штопки. В 3 часа я ходила с кня­зем по лавочкам, – искали эмалированные чашки, – нигде нет. Пошел дождь, и через ½  часа опять была чудесная погода.

Четверг, 24 августа.

Погода очень жаркая, на балконе в 2 часа было 34 градуса. Утром читала в столовой с Алексеем Николаевичем. Сейчас купили телеграммы. Рига взята без боя...Какой ужас! Какая тоска. Что же будет дальше? В депешах – арестован Великий Князь Михаил Александрович. Не выходила из дома. В 12 часов приехал Владимир Николаевич Деревенко.

Пятница, 25 августа.

Погода теплая, хорошая, но ветер. Урока у Алексея Николаевича не было. Он простужен, насморк и сильно кашляет. У Анастасии Николаевны болят уши. Ольга Ни­колаевна – насморк уже неделю. В 12 часов дня при­ехал доктор Деревенко и привез письма.

Суббота, 26 августа.

Погода свежее – ветреная. Уроков не было. После завтрака выходила гулять. Вечером в 9 часов было све­жо. Узнали, что Великая Княжна Мария Павловна неве­ста. Выходит замуж за князя Путятина. Она пишет Ве­ликой Княжне Ольге Николаевне и просит сообщить Их Величествам. Пишет, что очень счастлива, и что эта любовь уже полтора года.

Воскресенье, 27августа.

Погода свежее. В 11 часов была обедница. В комнате 18 градусов.

 

Понедельник, 28 августа.

Погода хорошая. В комнате у меня 19 градусов. Уд­ручающее впечатление – Рига взята. Ходила на пристань узнать, когда придет пароход из Тюмени. Татищева мать скончалась.

Вторник, 29 августа.

Ночью шел дождь. Утром свежо. В 11 часов была обедница. Днем в 2 часа выходила на ½  часа. Катя не приехала. Узнали, что Великие Князья Павел Александ­рович и Михаил Александрович арестованы. Алексей Николаевич – кашель. Завтракал Владимир Николаевич, привез письма от Ольги (В.К. Ол ьга Александровна. – Ю.Ж.), Сони (Баронессы С.К. Буксгевден. – Ю.Ж.)... Я же не выходила.

Среда, 30 августа.

Ночью в 12 часов пришел пароход «Кормилица», на котором приехала Катя.

Четверг, 31 августа.

Утром в 9 часов с парохода приехала Катя (Е.А. Шнейдер. – Ю.Ж.) . После ос­мотра её вещей ее впустили ко мне. Погода свежая, но хорошая.

Пятница, 1 сентября.

Приехала Клавдия Михайловна (Битнер. – Ю.Ж.) Я ее видела из моего окна. Она шла в одном пла­тье сестры милосердия. Тепло.

Воскресенье, 3 сентября.

Был заморозок. Но днем было тепло. Татищев, На­стя, князь Долгоруков и я пошли на гору (выражение «пойти на гору» означало на условном языке узников – посетить, расположенный на холме Софийский собор Тобольска. – Ю.Ж.), идти было очень жарко.

Вторник, 5 сентября.

Пошла гулять по улице; на солнце так жарко, сняла кофточку. Встретила Клавдию Михайловну. О, Боже! Объявлена «Республика» во главе с Керенским, и это до Учредительного собрания.

Пятница, 8 сентября.

В первый раз пошли все и Их Величества пешком вцер­ковь. На возвратном пути из церкви собралась толпа – дер­жали себя чинно. Весь день никуда не выходила. Погода дивная, тепло.

 Воскресенье, 10 сентября.

С 12 часов была ясная погода. В церковь не пошли; была дома обедница. Днем сидела дома и читала. Вече­ром, как всегда, было чтение. Читал Долгоруков.

Понедельник, 11 сентября.

Погода с утра солнечная и теплая. Писала Клавдии Михайловне и дала ей список учебников. Вечером – чте­ние, читал Государь

 

Вторник, 12 сентября.

С утра пасмурно. Днем солнце – тепло. Занималась с Алексеем Николаевичем. От 3-х до 4-х часов была со всеми в огороде. Вечером чтение до 11 часов, читал Боткин.

Среда, 13 сентября.

Погода дождливая – страшная грязь. От 9 до 10 за­нималась с Алексеем Николаевичем. Днем выходила. Ку­пила сапожную мазь, эмалевую краску для ведра. Вык­расила свое жестяное ведро. Вечером в зале дома №1 была всенощная. Я не оставалась на чтение, т. к. надо было в четверг вставать в 7 часов. Маша страшно каш­ляет, был Боткин.

Четверг, 14-го сентября.

Встала в 7 часов, т. к. обедня в церкви и начало в 8 часов. Пошли «все» вместе. Если бы не были через до­рогу положены доски, нельзя было бы пройти – такая непролазная грязь. Служба была для Их Величеств – без публики. Пришли из церкви – пили кофе. Сегодня утром приехала Виктория Владимировна Николаева (правильно – Викторина Владимировна Николаева – воспитательница Графини А.В. Гендриковой. – Ю.Ж.)  к Гендриковой и дочь Боткина. Получили открытку от Ольги от 6-го сентября.

Пятница, 15-го сентября.

Погода опять хорошая. Занималась с Алексеем Ни­колаевичем. Не гуляла».

21 августа 1917 года, по распоряжению Министра-Председателя А.Ф. Керенского в Тобольск для надзора за Августейшими Узниками был назначен «Комиссар по  охране бывшего царя и его семьи», коим по рекомендации «бабушки русской революции»  Е.К. Брешко-Брешковской стал член партии эсеров и бывший «народоволец» В.С. Панкратов, осуждённый в 1883 году осуждённый на 20 лет каторжных работ за убийство жандарма.

      2 сентября комиссар В.С. Панкратов прибыл в этот губернский город вместе со своим помощником А.В. Никольским – прапорщиком военного времени, которого хорошо знал в годы отбываемой им в Якутии ссылки. Обладая грубой внешностью и страшно неуживчивым характером он, по словам Татьяны Мельник-Боткиной, «…думал только о дальнейшей пропаганде своих убеждений». Так, к примеру, он настоял на том, чтобы все, проживающие в «Доме Свободы» члены Царской Семьи, а также Ее приближённые и слуги (имевшие доступ в это здание) были бы сфотографированы на специальные удостоверения, дающее право входа и выхода в таковое.

В настоящее время  в ГА РФ находятся  два таких удостоверения, принадлежащих ранее Е.С. Боткину и А.С. Демидовой.   

При перевозе Царской Семьи из Тобольска в Екатеринбург в апреле 1918 года, вместе с Ней продела этот нелегкий путь  и Анна Степановна Демидова, по прибытию в который она, была помещена под арест в ДОН.

Находясь на положении арестованной в доме Ипатьева, Анна Степановна выполняла всю работу, связанную с приготовлением пищи и рукоделием, заключающемся, как правило, в починке и штопке постельного белья, чему она обучала Великих Княжон.

Так, в дневнике Государыни за 27 мая имеется запись: «Дети штопают постельное белье с Нютой [Демидовой]».

В ночь с 16 на 17 июля 1918 года А.С. Демидовы была разбужена доктором Е.С. Боткиным, который сообщил ей об угрозе нападения на дом. Анна Степановна разбудила Великих Княжон, а уже кто-то из них (вероятнее всего Татьяна Николаевна), в свою очередь, разбудил Августейших Родителей, которым сообщили о случившемся.

Несмотря на предупреждение Я.М. Юровского не брать с собой никаких вещей, узники все же ослушались и взяли с собой ничего не значащую мелочь, в которой находились предметы первой необходимости, которые могли им пригодится на случай возможной дороги.

Почти всем участникам и соучастникам этого убийства наиболее запомнился тот факт, что, шествуя к месту своей гибели, А.С. Демидова несла две большие подушки. (Оказавшись в комнате убийства, она одну из них подложит под спину больного Наследника, усаженного в последние минуты своей жизни на стул, «любезно» принесённый Г.П. Никулиным.) А вот вторая подушка так и останется у неё в руках и на небольшое время продлит ее агонию. Но, как покажет ход всех дальнейших событий, именно на долю Анны Степановны Демидовой выпала наиболее мученическая смерть. 

Вспоминает цареубийца М.А. Медведев (Кудрин):

«Редеет пелена дыма и пыли. Яков Михайлович предлагает мне с Ермаковым, как представителям ЧК и Красной Армии, засвидетельствовать смерть каждого члена царской семьи. Вдруг из правого угла комнаты, где зашевелилась подушка, женский, радостный крик:

– Слава богу! Меня бог спас!

      Шатаясь, поднимается уцелевшая горничная: она прикрылась подушками, в пуху которых увязли пули. У латышей уже расстреляны все патроны, тогда двое с винтовками подходят к ней через лежащие тела и штыками прикалывают горничную».

Ещё один убийца – А.Г. Кабанов в своем письме к М.М. Медведеву описывает гибель Анны Степановны с ещё более страшными подробностями:

   «Фрельна лежала на полу еще живая. Когда я вбежал в помещение казни я крикнул, чтобы немедленно прекратили стрельбу, а живых докончили штыками, но к этому времени [в] живых остались только Алексей и Фрельна. Один из товарищей в грудь фрельны стал вонзать штык американской винтовки «Винчестер» штык вроде кинжала, но тупой и грудь не пронзил, а фрельна ухватилось обееми руками за штык и стала кричать…»

Его рассказ, существенно дополняют воспоминания еще одного соучастника убийства – караульного наружной охраны А.А. Стрекотина:

«Стрелять в них было уже нельзя, так как двери все внутри здания были раскрыты, тогда тов. ЕРМАКОВ видя, что держу в руках винтовку со штыком, предложил мне доколоть этих еще оставшихся живыми. Я отказался, тогда он взял у меня из рук винтовку и начал их докалывать. Это был самый ужасный момент их смерти. Они долго не умирали, кричали, стонали, передергивались. В особенности тяжело умерла та особа – дама. ЕРМАКОВ ей всю грудь исколол».

Так окончила свой земной путь Анна Степановна.

На состоявшемся 1 ноября 1981 года Поместном Соборе РПЦЗ она была причислена к лику Святых Новомучеников Российских от власти безбожной пострадавших под именем Святой Новомученицы Анны Демидовой.  

17 июля 1998 года останки А.С. Демидовой были торжественно захоронены вместе с останками Членов Царской Семьи в Екатерининском приделе Собора Петра и Павла в Санкт-Петербурге.

 

Камер-Юнгфера при комнатах Е.И.В. ГОСУДАРЫНИ  ИМПЕРАТРИЦЫ  Александры  Фёдоровны

АННА  СТЕПАНОВНА  ДЕМИДОВА

       На сегодняшний день о Камер-Юнгфере А.С. Демидовой стало известно немногим больше, благодаря газетным и журнальным публикациям последних лет.

Анна Степановна (Стефановна) Демидова  родилась 14 января 1878 года в Череповце.

Ее дед – мещанин Александр Андреевич Демидов состоял в должности первого Директора Череповецкого Общественного Банка.

Отец Анны Демидовой – Степан (Стефан) Александрович Демидов – человек, пользующийся в городе большим уважением,  был Гласным и Казначеем Череповецкой Городской Думы, а также Череповецкого Уездного Собрания. Мать – Мария Ефимовна – домашняя хозяйка.

Семья Демидовых владела землей, недвижимостью в виде двух двухэтажных каменных зданий с тремя квартирами и торговыми заведениями: магазином колбас, готового платья и ювелирной лавкой. В двухэтажном же деревянном флигеле располагалась слесарная мастерская. Имелись также и надворные постройки.  

Но, пожалуй, самым важным делом жизни Степана Александровича была его служба в Правлении Череповецкого Общества взаимного от огня страхования, в котором он состоял в должности председателя. И, надо сказать, что в этом деле он немало преуспел.

Так, благодаря его усердию, город Череповец, как писалось в отчетах, «… по своей горимости» относился «… к группе самых счастливых городов России». Ибо в городе, где большинство домов были деревянными, сия проблема имело первостепенное значение.

У Анны или Нюты, как ее звали родные, было два брата – Александр и Степан, а также младшая сестра Елизавета 1883 года рождения.

Всем своим детям С.А.Демидов дал прекрасное образование.

Брат С.С. Демидов занимался меценатской деятельностью, состоя одним из учредителей Череповецкого Дома Трудолюбия, ежегодно внося деньги на его развитие, а также на содержание находившегося при нем училища и бесплатной столовой для бедных 

      Другой брат – Александр учился в Санкт-Петербурге и, получив диплом инженера, стал работать на Путиловском заводе.

Сама же Анна Демидова вместе с сестрой Елизаветой  (та училась немногим позднее) окончила с отличием Череповецкую Мариинскую женскую гимназию и получила аттестат домашней учительницы истории.

Восьмой – выпускной класс этого учебного заведения был педагогическим, то есть её выпускницы могли преподавать как в городских учебных заведениях, так и работать в сельских школах. По своему статусу, это учебное заведение было всесословным. Но слишком высокая заработная плата за обучение вносила свои «коррективы», не позволяя поступать в него всем желающим.

Затем, по одной из версий, Анна поступила в Ярославский Институт благородных девиц, основанный в 1816 году французом Луи Дювернуа, где на весьма профессиональном уровне преподавались такие предметы, как домоводство, музыка, рисование и рукоделие. Более же серьёзные предметы считались необязательными, а посему не были включены в программу обучения.  

Однако по другим сведениям, которые вызывают больше доверия, Анна Демидова окончила Леушинскою школу при расположенном в Санкт-Петербурге  женском Иоанно-Предтеченском монастыре, основанную его настоятельницей – игуменьей Таисией. Здесь, также как и в Ярославском Институте благородных девиц, наряду с прочими дисциплинами,  также очень серьезно было поставлено дело обучения подобных прикладных дисциплин – рисования, рукоделия и пр. к которым, правда, прибавилась ещё и иконопись.

Обучаясь в этом учебном заведении, А.С. Демидова быстро становится одной из лучших учениц, а на периодически проводимых выставках ученических работ воспитанниц этого учебного заведения, её работы обычно занимают первые места

Поэтому, по существующему семейному преданию, посещавшая эту выставку Государыня Императрица Александра Фёдоровна, обратила Свое внимание на работу Анны Демидовой, от которой пришла в полный восторг, так как сама занималась рукоделием и знала в нем толк.

Желая видеть лично автора таковых, Она встретилась с Анной, а поговорив с ней, почти сразу же предложила ей, как выпускнице, место Камер-Юнгферы.

Однако, как бы там ни было, но в штат Гофмаршальской Части  А.С. Демидова была зачислена 13 января 1898 года и «…определена  к комнатам Е.И.В. ГОСУДАРЫНИ  ИМПЕРАТРИЦЫ  Александры Федоровны».

Должность Камер-Юнгферы комнатных девушек обязывала ко многому. В соответствии с программой очередного дня Государыня сама составляла список вещей, которые она предполагала надеть на следующий день. А так называемые комнатные девушки тщательно готовили эту одежду, выкладывая её в гардеробной Императрицы, которая располагалась в комнате № 1 антресольного этажа Александровского Дворца. В этой комнате, в десятках дубовых шкафов хранились многочисленные платья и костюмы Государыни, сшитые в мастерских Торгового дома «А. Бризак», а также известными в то время частными модельерами Н.П. Ламановой,  О.Н. Бульбенковой (фирма М-mе Оlga) и др. В шкафах, выполненных из ясеня, располагавшихся на площадке деревянной лестницы, хранились зонты, веера и шляпы Государыни, в том числе изготовленные в мастерской Поставщика Двора Его ИМПЕРАТОРСКОГО Величества Э. Бертрана. В распоряжении этой прислуги имелись гладильные доски, и даже электроутюги – одно чудес технического прогресса конца XIX века.

Однако главным делом Анны Демидовой было обучение Великих Княжон шитью, вышиванию, вязанию и прочему рукодельному мастерству.

Элегантная и образованная Анна Демидова, прекрасно музицирующая на фортепиано и знавшая несколько иностранных языков, поселилась в  одной из комнат в Александровском Дворце. А её ближайшей подругой на протяжении многих лет, стала Камер-Юнгфера при комнатах Августейших Детей ИХ  ИМПЕРАТОРСКИХ  ВЕЛИЧЕСТВ Елизавета Николаевна Эрсберг.  

      По заведенному в то время порядку, весь штат дворцовой прислуги получал вполне приличное жалование, а состоящие в нем лица могли приглашать к себе в гости родственников, которых принимали и размещали в помещении Царскосельского Лицея. (Именно благодаря этому обстоятельству, рядом с Анной на протяжении нескольких лет, проживала ее родная сестра Елизавета, содержание и проживание которой полностью осуществлялось за счёт Анны.)

      В один из своих приездов в Царское Село, Елизавета Демидова познакомилась с молодым Прапорщиком Фёдором Михайловичем Юткиным, проходившем в то время службу в располагавшейся Ораниенбауме Офицерской Стрелковой Школе. В феврале 1910 года они обвенчались на родине невесты, в сохранившемся до настоящего дня Воскресенском соборе, стоящем на берегу Шексны. Уже на следующий год в их семье родился первенец – дочь Ия, а ещё через год – сын Алексей.   

В отличие от своей сестры, Анна не могла до конца обустроить свою личную жизнь. Ибо для всех комнатных девушек имелось одно непременное условие: все они должны были быть девицами.  Выходившие же замуж, получали расчет.

Нюта Демидова (так ее стала называть и Государыня) была чрезвычайно привязана к Царской Семье. Но свою особую, нерастраченную материнскую любовь она проявляла к младшей Дочери Августейшей Четы – Великой Княжне Анастасии Николаевне, участие в воспитании которой она принимала с самого раннего ее детства.

Великая Княжна платила ей тем же, свидетельством чему, чудом сохранившаяся в семейном архиве, ныне проживающих в Череповце родственников Анны почтовая карточка  у родственников Анны почтовая карточка с изображением мадонны, отправленная из Парижа в 1906 году:

«Дорогая Нюта! Поздравляю тебя с праздниками и желаю провести их по возможности с веселием. Хотя пишу немного поздно, но лучше поздно, чем никогда. АНАСТАСИЯ»

За свою долголетнюю и беспорочную службу Царской Семье А.С. Демидовой и всем ее родственникам было пожаловано Потомственное Дворянство.

Годы спустя, старая няня Алексея – сына Е.С. Демидовой как-то спросила его уже повзрослевшую дочь Нину:

 – Ты знаешь что-нибудь о другой своей бабушке Анне Демидовой?  Нет?!  А я помню, как она приезжала в Череповец в 1907 году. Народ её встречал. Стояли вдоль дороги от вокзала до самого дома…

 Однако судьбе было угодно распорядиться так, что это была её последняя поездка в свой родной город…

За несколько лет до начала Первой мировой войны, Анна Демидова некоторое встречалась с инженером-путейцем Николаем Николаевичем Эрсберг – родным братом Е.Н. Эрсберг. Но слух об их романе быстро распространился среди служителей Высочайшего Двора, которые, чуть ли не открыто, стали поговаривать об их скорой свадьбе. Однако из-за привязанности к Царской Семье и принципиальном нежелании Нюты менять ставший столь привычным для нее жизненный уклад, их брак не состоялся.

21 февраля 1913 года А.С. Демидова в числе прочих многочисленных слуг была награждена Светло-бронзовой медалью «В память 300-летия Российского Императорского Дома Романовых».

      На протяжении всей своей службы при Высочайшем Дворе, Анна Демидова всегда находила время для того, что черкнуть, хотя бы пару строк сестре и другим близким родственникам, жизнь и судьба которых волновала её, даже в самых мелочах… И примером сему – ещё одна сохранившая открытка, отправленная ей из Москвы в Череповец в декабре 1914 года:

«Милая сестра! Как ты себя чувствуешь? Где и что твой муж? Не получил ли к 6-му производства? Я сижу одна в Москве, 13-го буду в Царском. Что твои ребятишки? Я вчера их видела во сне. Очень бы хотелось посмотреть на всех вас… Нюта».

Сразу же после начала Февральской Смуты 1917 года, А.С. Демидова, в числе немногочисленной верной прислуги, продолжала оставаться в Александровском Дворце, откуда вскоре переслала в Череповец своей сестре Елизавете кое-что из личных и носильных вещей, а также альбомы с фотографиями, которые до сих пор хранятся в личном архиве ее внучатой племянницы Нины Алексеевны Демидовой.

А когда встал вопрос об отправке Царской Семьи в Великобританию, Анна Демидова сообщила своей сестре, что ни за что туда не поедет, а лишь проводит Ее до Романова на Мурмане.

Но этого не случилось. Романовы вместо берегов туманного Альбиона были сосланы в  далекий сибирский город Тобольск.

Как и большинство слуг, А.С. Демидова была уволена со службы за Упразднением Гофмаршальской Части на основании Приказа Народного Комиссара Имуществ В.А. Карелина от 15 января 1918 года с назначением ей постоянного пособия в сумме 150 рублей в год в соответствии с Отношением Административного Отдела Н.К.И.  Р.С.Ф.С.Р. за № 3485.

Проживая дневнику, который А.С. Демидова вела с относительной регулярностью во время переезда из Царского Села в Тобольск и первые дни проживания в этом городе, стали известны многие интересные подробности проживания и быта Царственных Узников:

 

«2 августа 1917 года

Итак, наш отъезд состоялся. В понедельник 31-го шла усиленная укладка вещей (а я всё ещё надеялась, что наш отъезд – неизвестно куда? Не состоится и будет отложен, хотя бы на несколько дней). В понедельник 31 июля в начале 12 часа ночи начали выносить сундуки вниз в круглый зал (туда же выносили людской багаж и кухон­ный). Красивый круглый зал напоминал таможню. Каж­дый должен был следить за своим багажом, чтобы руч­ной багаж не перепутали. В 12 ч. ночи все отъезжающие находились в зале и смотрели, как выносили багаж в сад через балкон, к которому вплотную подходили грузови­ки. О, ужас, шел второй час, а багаж не уменьшался, и мы видели, что раньше 3-х часов не перенесут всего (а по­езд должен отойти в час!). Наконец все перевезли, но тут стали говорить, что наш поезд не вышел еще из Петер­бурга, и никто не знал почему. В 12 часов приехал Керен­ский с Михаилом Александровичем и через 10 минут уехал. Началось томление, все устали, ходили сонные как мухи, и никто ничего не понимал. Стали думать, что, по­жалуй, сегодня отъезд не состоится. Захотели чай. При­несли чай и все накинулись на него с жадностью. Нако­нец по уголкам на креслах и на диванах многие задрема­ли, и одна заснула и скатилась со стула.

В 5 часов утра 1-го августа приехали и объявили: «Можно ехать». Мы поехали на Александровский вокзал вместо часа в 5 часов. Солнце взошло, но грустная кар­тина была в минуту отъезда. На балконе стояли все люди и с выражением отчаяния провожали нас... Было четыре мотора, я ехала в последнем с Татьяной Николаевной, Марией Николаевной, Анастасией Николаевной и графи­ней Гендриковой. Когда мы уселись в поезд и тронулись, было без 10 минут 6 часов утра. Спать не хотелось боль­ше, нервы были натянуты.

Не раздеваясь, я пролежала до 9 часов утра 1Й-го ав­густа, вымылась и пошла в столовую в 9 ½, где застала Татищева. В час был завтрак с Хозяевами, за исключени­ем Государыни и Алексея Николаевича. Он устал, не спав­ши до 6 часов. Очень вкусный стол (завтрак и обед де­лятся на 3 группы). В 5 часов чай в столовой, кто хочет. Выйти нам не разрешается, и на остановках нужно опус­кать шторы. В 7 ½  была остановка, и мы все пошли гу­лять; собирали голубицу, бруснику (она еще не созрела). День был утомительно жаркий, даже в 8 часов вечера. Обедали в 8 часов и опять 11 человек (без Государыни и Алексея Николаевича). В 10 часов все улеглись, так как предыдущую ночь не спали.

Сегодня, 2-го августа, все уже знают, «куда» мы едем. Тяжело думать о том, куда нас везут. Пока в дороге, мень­ше думаешь о том, как будет дальше, но на душе тяже­лее, как только вспомнишь, как ты далека от родст­венников и увидишь ли их опять и когда?! Я пять месяцев не видела ни разу сестры.

Мы проезжаем поля и леса; много заготовлено дров. Видели много выгоревшего и горящего лесу. Сегодня в 6 часов была остановка в поле, и все выходили гулять. Вошли в лес в сопровождении коменданта, его помощ­ников и охраны, которая нас здорово охраняет с двух сторон. В 8 часов был обед – с тем же составом. (Очень хорошо и разнообразно кормят. Повара –  китайцы, а подают армяне и один осетин.) Мы едем в международных вагонах – очень чистые и удобные.

Четверг, 3-го августа.

Хорошо спала в первый раз после долгого времени. Последние две недели, когда узнала, что нас намерева­ются «куда-то» отправить, жила нервно, мало спала, вол­новалась неизвестностью, куда нас отправят. Это было тяжелое время. Только уже дорогой мы узнали, что мы «на дальний север держим путь», и как подумаешь толь­ко – «Тобольск», сжимается сердце. Сегодня на одной из остановок (конечно, мы не выходили) кто-то на стан­ции спросил нашего вагонного проводника: «Кто едет?» Проводник серьезно ответил: «Американская миссия», так как на поезде надпись – «Американская Миссия Красного Креста». «А отчего же никто не показывается и не выходит из вагонов?» «А потому, что все очень боль­ны, еле живы...».

Выходили гулять в 6 ½ часов, шли вдоль реки Сылва – приток Камы. Красивый вид. Высокая скалистая воз­вышенность, покрытая густым лесом. Ходили час, про­шли к обрыву. В 8 ½,  после обеда, Боткин, Татищев, князь Долгоруков и я играли в вист.

 

Пятница, 4-го августа.

Встала в 8 часов, пила кофе в столовой с Татищевым. Проехали станцию Кунгура. До завтрака читали у себя в купе. Завтракали в час. Едем весь день очень тихо, с большими остановками, чтобы приехать в Тюмень в 10 часов вечера. В 4 часа гуляли в поле. Какие бесконечные поля ржи, овса, пшеницы, ячменя; много уже сжато. Местами овес очень низкий, чуть взошел. Но хлебные поля тя­нутся на десятки верст. Приближаемся к Тюмени. Пол­зем почему-то. Стоим в поле без конца. Приехали в 11 часов 15 минут в пятницу вечером в Тюмень. Поезд по­дошел вплотную к пристани на реке Туре, впадающей в Тобол, и мы из вагонов перешли на пароход, довольно примитивный. Никаких удобств. Первое впечатление са­мое безотрадное: особенно было тяжело, что для Хозя­ев ничего не было приготовлено. Все одинаково для всех. Жесткие диваны и ничего больше, даже графинов для воды нет ни в одной каюте. Каюты –  довольно боль­шие комнаты с двумя или одним диваном и весьма не­удобным умывальником. Рассчитано на людей, не при­выкших много умываться. Можно вымыть нос, но до шеи воды не донесешь – мешает кран. Столовая и гостиная приличные. Освещение электрическое. У кого были своя подушка и плед, тот мог прилечь, а то – хоть сиди всю ночь. Прислуга на пароходе – простая женщина и мужи­чок. Начали переносить ручной багаж и стали устраивать постели. Я легла в 3 часа ночи. В это время переносили весь наш тяжелый багаж. Мы отошли от Тюмени в 5 ча­сов утра. Идем по реке Туре, которая впадает в Тобол.

Суббота, 5-го августа.

Почти не спала. Встала в 9 часов утра. Умывальник неудобный, даже мыться, как привыкла, нельзя. По берегу громадные пространства мели, грустный вид. Река Тура очень мелка, местами не более 2-х аршин глубины (ходят только плоскодонные суда), она страш­но извилистая и мы сегодня на повороте ткнулись в берег.

Воскресенье, 6-го августа.

Пишу в 11 часов утра. Ночью вошли в реку Тобол. Тобол шире и глубже. Волна бурая. Берега такие же плос­кие, низкие, такие же оползни. Свежо, проглядывает солн­це. Вдали виден мелкий лес. Мы идем скорее. Сказали, что прибудем в Тобольск сегодня в 8 часов вечера. В 12 ½ был завтрак. В 1 час остановились у небольшого села и стояли до трех часов. Стали укладываться. В 4 ½ был чай с холодной закуской. Прибыли в Тобольск в 6 часов. Князь Долгоруков с Макаровым поехали в губернаторский дом, чтобы распределить комнаты. Через два часа они верну­лись с печальным известием. О, ужас! Дом почти пустой; без стульев, столов, умывальников, без кроватей и т. д. Зимние рамы не  выставлены с лета и грязны, всюду му­сор, стены грязны. Словом, дом совсем не был приготов­лен. Теперь идет чистка, протапливают печи и покупают мебель, которую в Тобольске найти трудно, так как это, скорее, уездный город, где ничего достать нельзя. Ситцу спросили, – говорят, нигде нет.

Даже чернил нельзя дос­тать. Так мы сидим на пароходе, пока не будет все гото­во... Да, это был для нас удар.

Понедельник, 7-го августа.

НаИртыше. Сидим на пароходе. Погода пасмурная, дует холодный ветер с дождем, выглядывает по време­нам солнце. Идет все время разговор, как нам размес­титься, так как в одном доме всем места нет. Нечего делать, все вещи с парохода перевезены в Губернаторс­кий дом, остались с ручным багажом.

Вторник, 8-го августа.

Погода переменная, свежо. Ходили в город, в губер­наторский дом. Все еще грязно, чистка подвигается мед­ленно, мебели мало и самых необходимых вещей нет. Ужасно грустно. В 3 часа поехали по Иртышу прокатить­ся, останавливались у берега и выходили погулять в поле. Вечером князь Долгоруков и я играли в бридж.

Среда, 9-го августа.

И сегодня стоим на Иртыше – все на том же месте: у пристани. Утром ходила в город. Смотрела меховые вещи из оленьей шкуры и валенки. Валенки из оленьей шкуры страшно дорогие, 40 рублей, а меховые пальто с шапкой (в одно) 200 рублей. За все здесь запрашивают неимоверные цены. Уже стали повышать цены на съест­ные припасы, зная, кто сюда приехал.

Четверг, 10 августа.

Сидели весь день дома. В 6 часов дождь перестал, выглянуло солнце. Настенька пошла в город. У Алексея Николаевича заболела рука и ухо; он, бедный, пла­кал. У Великой Княжны Марии Николаевны повышенная температура – 38,6. Она лежит. Жильяр седьмой день в постели. День ужасно тоскливый.

Пятница, 11 августа.

Сегодня чудный солнечный день. Ходила утром с На­стенькой и Долгоруковым в город. Днем в 3 часа двига­лись на пароходе и выходили на берег гулять, – было очень жарко. Я оставалась на пароходе с Ея Величеством, Великой Княжной Марией Николаевной и Алексеем Ни­колаевичем. Настенька днем ходила в город и купила мне бумагу почтовую и чернила.

Суббота, 12 августа.

Сегодня утром в 10 часов князь Долгоруков, На­стенька, Татищев, я, комиссар Макаров ездили смотреть мебель в городе к частным лицам, которые продают.

Воскресенье, 13 августа.

      Утром в 10 часов Татищев, Настенька и я перешли пешком с нашего парохода «Русь» в дом Корнилова. В 10 Vчасов Государь, Наследник, все Великий Княжны перешли, так же пешком, в губернаторский дом, а Госуда­рыня и Великая Княжна Татьяна Николаевна ехали в ко­ляске. Больного Жилика привез Боткин в пролетке. В 12 часов был молебен, пели монашенки. В час все собрались в столовую в Губернаторском доме завтракать. После обеда Их Величества и Великие Княжны перешли в дом Корнилова посмотреть, как мы все помещены. Но наш дом совсем не устроен. Стали немного разбираться, но кроме кровати в первый день ничего не получили. Нашли всего три глиняные чашки, чтобы умываться – во всем доме нет ни умывальников, ни шкафов; только несколько столов и стульев. Говорят, что в доме Корнилова был окруж­ной суд, а в бывшем губернаторском находился Совет ра­бочих и солдатских депутатов. Выехали они за 3 дня до нашего приезда и оставили неимоверную грязь.

Понедельник, 14 августа.

Утром ходили пить кофе в дом №1 (а наш дом №2). Потом пошла по городу, искать чаши для умывальников. Нашла только два глиняных горшка. Купила утюг в гостином доме. Завтракали и обедали все вместе в доме № 1. После завтрака пошли искать чернильницу. После обеда Алексей Николаевич играл в «Крепость» с Государем и остальные играли в игру: собирать семейство.

Вторник, 15 августа.

Сегодня праздник. Успение Богородицы. Была обедница в 11 часов в зале дома №1. Священник очень сим­патичный. После весь день сидела и разбиралась в своих бумагах.

Среда, 16 августа.

Чудная погода весь день. Выходила, утром искала кувшин, был всего один, за который спросили 6 р. Пос­ле завтрака с графиней пошли к памятнику Ермака. Вид с горы очень красивый, виден Иртыш. Спустились с горы по ступенькам, которых сто. Солнце палило, и было страшно жарко подниматься (я думаю, градусов 30).

Четверг, 17 августа.

Погода жаркая. Утром Маша пошла купить ведро. 11осле завтрака я пошла отыскивать красильню. Нашла в частном доме, а не магазине. Все здесь очень примитивно. Нигде решительно нет мощеных улиц. После обеда пришла домой в 11 часов.

Пятница, 18 августа.

Погода теплая. В тени 25 градусов. Утром приехала Маргарита Хитрово. Заходила в наш дом и виделась с Настенькой. После завтрака она опять зашла, принесла конфеты, духи и образочки и вместе с Настенькой по­шла искать себе комнату. Ничего не нашли. Тогда Хитро­во пошла одна на поиски себе комнаты. Вечером при­шел судебный следователь и сделал обыск в принесен­ных ею вещах, но через час вернулся и сказал, что ему необходимо осмотреть и вещи (книги, бумаги и т. д.) гра­фини Гендриковой. Такой осмотр вещей в комнате гра­фини Гендриковой нас всех очень поразил. Хитрово уже больше к нам не пришла, и на другой день,19-го, ее от­правили обратно. Все это очень странно.

 

Суббота, 19 августа.

Погода дивная, на солнце 37 градусов.

Воскресенье, 20 августа.

Погода с утра жаркая, днем на солнце 35-36 граду­сов. Была в зале обедница. Ходила в огород, хотела там почистить грядки, но так все заросло, что не стоит при­ниматься. Просидела дома, читала газету. Разбиралась в бумагах.

Понедельник, 21 августа.

Погода такая же, как и вчера. Утром с 11-ти до 1-го часа читала с Алексеем Николаевичем. После завтрака пошла искать красильню.

Вторник, 22 августа.

Погода такая же. Читали с Алексеем в 6 часов в его комнате. После завтрака ходила с Машей, показала ей, где живет прачка.

 

Среда, 23 августа.

Погода такая же жаркая. 30 градусов на солнце. Ут­ром в 10 часов в саду читали с Алексеем Николаевичем. Маша одна ходила в красильню и купила мне черной тесь­мы и черн. бубош. для штопки. В 3 часа я ходила с кня­зем по лавочкам, – искали эмалированные чашки, – нигде нет. Пошел дождь, и через ½  часа опять была чудесная погода.

 

Четверг, 24 августа.

Погода очень жаркая, на балконе в 2 часа было 34 градуса. Утром читала в столовой с Алексеем Николаевичем. Сейчас купили телеграммы. Рига взята без боя...Какой ужас! Какая тоска. Что же будет дальше? В депешах – арестован Великий Князь Михаил Александрович. Не выходила из дома. В 12 часов приехал Владимир Николаевич Деревенко.

Пятница, 25 августа.

Погода теплая, хорошая, но ветер. Урока у Алексея Николаевича не было. Он простужен, насморк и сильно кашляет. У Анастасии Николаевны болят уши. Ольга Ни­колаевна – насморк уже неделю. В 12 часов дня при­ехал доктор Деревенко и привез письма.

Суббота, 26 августа.

Погода свежее – ветреная. Уроков не было. После завтрака выходила гулять. Вечером в 9 часов было све­жо. Узнали, что Великая Княжна Мария Павловна неве­ста. Выходит замуж за князя Путятина. Она пишет Ве­ликой Княжне Ольге Николаевне и просит сообщить Их Величествам. Пишет, что очень счастлива, и что эта любовь уже полтора года.

Воскресенье, 27августа.

Погода свежее. В 11 часов была обедница. В комнате 18 градусов.

 

Понедельник, 28 августа.

Погода хорошая. В комнате у меня 19 градусов. Уд­ручающее впечатление – Рига взята. Ходила на пристань узнать, когда придет пароход из Тюмени. Татищева мать скончалась.

Вторник, 29 августа.

Ночью шел дождь. Утром свежо. В 11 часов была обедница. Днем в 2 часа выходила на ½  часа. Катя не приехала. Узнали, что Великие Князья Павел Александ­рович и Михаил Александрович арестованы. Алексей Николаевич – кашель. Завтракал Владимир Николаевич, привез письма от Ольги (В.К. Ол ьга Александровна. – Ю.Ж.), Сони (Баронессы С.К. Буксгевден. – Ю.Ж.)... Я же не выходила.

Среда, 30 августа.

Ночью в 12 часов пришел пароход «Кормилица», на котором приехала Катя.

Четверг, 31 августа.

Утром в 9 часов с парохода приехала Катя (Е.А. Шнейдер. – Ю.Ж.) . После ос­мотра её вещей ее впустили ко мне. Погода свежая, но хорошая.

Пятница, 1 сентября.

Приехала Клавдия Михайловна (Битнер. – Ю.Ж.) Я ее видела из моего окна. Она шла в одном пла­тье сестры милосердия. Тепло.

Воскресенье, 3 сентября.

Был заморозок. Но днем было тепло. Татищев, На­стя, князь Долгоруков и я пошли на гору (выражение «пойти на гору» означало на условном языке узников – посетить, расположенный на холме Софийский собор Тобольска. – Ю.Ж.), идти было очень жарко.

Вторник, 5 сентября.

Пошла гулять по улице; на солнце так жарко, сняла кофточку. Встретила Клавдию Михайловну. О, Боже! Объявлена «Республика» во главе с Керенским, и это до Учредительного собрания.

Пятница, 8 сентября.

В первый раз пошли все и Их Величества пешком вцер­ковь. На возвратном пути из церкви собралась толпа – дер­жали себя чинно. Весь день никуда не выходила. Погода дивная, тепло.

 

 

 

Воскресенье, 10 сентября.

С 12 часов была ясная погода. В церковь не пошли; была дома обедница. Днем сидела дома и читала. Вече­ром, как всегда, было чтение. Читал Долгоруков.

Понедельник, 11 сентября.

Погода с утра солнечная и теплая. Писала Клавдии Михайловне и дала ей список учебников. Вечером – чте­ние, читал Государь

 

Вторник, 12 сентября.

С утра пасмурно. Днем солнце – тепло. Занималась с Алексеем Николаевичем. От 3-х до 4-х часов была со всеми в огороде. Вечером чтение до 11 часов, читал Боткин.

Среда, 13 сентября.

Погода дождливая – страшная грязь. От 9 до 10 за­нималась с Алексеем Николаевичем. Днем выходила. Ку­пила сапожную мазь, эмалевую краску для ведра. Вык­расила свое жестяное ведро. Вечером в зале дома №1 была всенощная. Я не оставалась на чтение, т. к. надо было в четверг вставать в 7 часов. Маша страшно каш­ляет, был Боткин.

Четверг, 14-го сентября.

Встала в 7 часов, т. к. обедня в церкви и начало в 8 часов. Пошли «все» вместе. Если бы не были через до­рогу положены доски, нельзя было бы пройти – такая непролазная грязь. Служба была для Их Величеств – без публики. Пришли из церкви – пили кофе. Сегодня утром приехала Виктория Владимировна Николаева (правильно – Викторина Владимировна Николаева – воспитательница Графини А.В. Гендриковой. – Ю.Ж.)  к Гендриковой и дочь Боткина. Получили открытку от Ольги от 6-го сентября.

Пятница, 15-го сентября.

Погода опять хорошая. Занималась с Алексеем Ни­колаевичем. Не гуляла».

21 августа 1917 года, по распоряжению Министра-Председателя А.Ф. Керенского в Тобольск для надзора за Августейшими Узниками был назначен «Комиссар по  охране бывшего царя и его семьи», коим по рекомендации «бабушки русской революции»  Е.К. Брешко-Брешковской стал член партии эсеров и бывший «народоволец» В.С. Панкратов, осуждённый в 1883 году осуждённый на 20 лет каторжных работ за убийство жандарма.

      2 сентября комиссар В.С. Панкратов прибыл в этот губернский город вместе со своим помощником А.В. Никольским – прапорщиком военного времени, которого хорошо знал в годы отбываемой им в Якутии ссылки. Обладая грубой внешностью и страшно неуживчивым характером он, по словам Татьяны Мельник-Боткиной, «…думал только о дальнейшей пропаганде своих убеждений». Так, к примеру, он настоял на том, чтобы все, проживающие в «Доме Свободы» члены Царской Семьи, а также Ее приближённые и слуги (имевшие доступ в это здание) были бы сфотографированы на специальные удостоверения, дающее право входа и выхода в таковое.

В настоящее время  в ГА РФ находятся  два таких удостоверения, принадлежащих ранее Е.С. Боткину и А.С. Демидовой.   

При перевозе Царской Семьи из Тобольска в Екатеринбург в апреле 1918 года, вместе с Ней продела этот нелегкий путь  и Анна Степановна Демидова, по прибытию в который она, была помещена под арест в ДОН.

Находясь на положении арестованной в доме Ипатьева, Анна Степановна выполняла всю работу, связанную с приготовлением пищи и рукоделием, заключающемся, как правило, в починке и штопке постельного белья, чему она обучала Великих Княжон.

Так, в дневнике Государыни за 27 мая имеется запись: «Дети штопают постельное белье с Нютой [Демидовой]».

В ночь с 16 на 17 июля 1918 года А.С. Демидовы была разбужена доктором Е.С. Боткиным, который сообщил ей об угрозе нападения на дом. Анна Степановна разбудила Великих Княжон, а уже кто-то из них (вероятнее всего Татьяна Николаевна), в свою очередь, разбудил Августейших Родителей, которым сообщили о случившемся.

Несмотря на предупреждение Я.М. Юровского не брать с собой никаких вещей, узники все же ослушались и взяли с собой ничего не значащую мелочь, в которой находились предметы первой необходимости, которые могли им пригодится на случай возможной дороги.

Почти всем участникам и соучастникам этого убийства наиболее запомнился тот факт, что, шествуя к месту своей гибели, А.С. Демидова несла две большие подушки. (Оказавшись в комнате убийства, она одну из них подложит под спину больного Наследника, усаженного в последние минуты своей жизни на стул, «любезно» принесённый Г.П. Никулиным.) А вот вторая подушка так и останется у неё в руках и на небольшое время продлит ее агонию. Но, как покажет ход всех дальнейших событий, именно на долю Анны Степановны Демидовой выпала наиболее мученическая смерть. 

Вспоминает цареубийца М.А. Медведев (Кудрин):

«Редеет пелена дыма и пыли. Яков Михайлович предлагает мне с Ермаковым, как представителям ЧК и Красной Армии, засвидетельствовать смерть каждого члена царской семьи. Вдруг из правого угла комнаты, где зашевелилась подушка, женский, радостный крик:

– Слава богу! Меня бог спас!

      Шатаясь, поднимается уцелевшая горничная: она прикрылась подушками, в пуху которых увязли пули. У латышей уже расстреляны все патроны, тогда двое с винтовками подходят к ней через лежащие тела и штыками прикалывают горничную».

Ещё один убийца – А.Г. Кабанов в своем письме к М.М. Медведеву описывает гибель Анны Степановны с ещё более страшными подробностями:

   «Фрельна лежала на полу еще живая. Когда я вбежал в помещение казни я крикнул, чтобы немедленно прекратили стрельбу, а живых докончили штыками, но к этому времени [в] живых остались только Алексей и Фрельна. Один из товарищей в грудь фрельны стал вонзать штык американской винтовки «Винчестер» штык вроде кинжала, но тупой и грудь не пронзил, а фрельна ухватилось обееми руками за штык и стала кричать…»

Его рассказ, существенно дополняют воспоминания еще одного соучастника убийства – караульного наружной охраны А.А. Стрекотина:

«Стрелять в них было уже нельзя, так как двери все внутри здания были раскрыты, тогда тов. ЕРМАКОВ видя, что держу в руках винтовку со штыком, предложил мне доколоть этих еще оставшихся живыми. Я отказался, тогда он взял у меня из рук винтовку и начал их докалывать. Это был самый ужасный момент их смерти. Они долго не умирали, кричали, стонали, передергивались. В особенности тяжело умерла та особа – дама. ЕРМАКОВ ей всю грудь исколол».

Так окончила свой земной путь Анна Степановна.

На состоявшемся 1 ноября 1981 года Поместном Соборе РПЦЗ она была причислена к лику Святых Новомучеников Российских от власти безбожной пострадавших под именем Святой Новомученицы Анны Демидовой.  

17 июля 1998 года останки А.С. Демидовой были торжественно захоронены вместе с останками Членов Царской Семьи в Екатерининском приделе Собора Петра и Павла в Санкт-Петербурге.